Представляем вниманию читателей рассказ Татьяны Подзоровой (Бочаровой) «Куртатинское ущелье»
Подзорова (Бочарова) Татьяна Анатольевна, член РРО СП России с 2004 года, член правления РРО СП России. Автор восьми поэтических сборников, дважды лауреат Всероссийской премии имени С.А. Есенина, лауреат областной премии имени Я. Полонского.
Солнце медленно встаёт из-за снежной вершины Красной горы на востоке. Лучи его поблескивают в быстрых волнах реки Фиагдон, несущей свои воды в могучий и сильный Терек. Конец июня, небо почти всю ночь освещается сполохами ранней зари, на фоне которой блекнут звезды и полный круг луны. Самые яркие звёзды бывают или при рождении, когда они ярко вспыхивают в ночи розовым цветом, или при смерти, когда летят по небу вниз, оставляя за собой туманный голубой след. В июне звёзды только рождались. Утро сменяло короткую ночь.
Запели первые петухи, оглашая своим криком всё Куртатинское ущелье, где каждый звук отражался с поверхности скал, с вертикальных склонов гор, от стен старинных башен древней крепости и отдавался раскатистым эхом в посёлке Тагардон.
Посёлок лежал в лесистой котловине, окружённый со всех сторон вековыми буками и соснами, которые выше в горах переплетались извившимися ветками и причудливой формы стволами. По традиции, почти все мужское население посёлка работали лесорубами с давних времен. Крепкие и красивые каменные дома Тагардона прятались от солнца под кронами гигантских пихт, где шныряли проворные, почти ручные белки. Крутые, каменные ступени от посёлка спускались к реке, вода в которой была холодной и чистой, ведь река брала начало на ледниках Архона. Женщины, по старинке, воду для питья набирали из реки в большие кувшины, в которых она оставалось холодной и вкусной весь день.
На краю посёлка, в большом белом доме под красной черепичной крышей родилась очаровательная малышка. Отец её работал по несколько дней подряд в неделю на горно-металлургическом комбинате, близ села Сагдон, дома оставалась молодая, красивая женщина, мать ребёнка. Каждое утро она выносила небольшую люльку с малышкой на двор и ставила в тень огромной пихты, а сама занималась домашними делами, всё время напевая песни и разговаривая со своей девочкой.
Малышка лежала в люльке спокойно, она постоянно слышала голос своей матери, видела её доброе лицо и улыбалась. А ещё она видела звёзды на небе, которые постоянно двигались по кругу, вращались вокруг своей оси и посылали длинные световые лучи на землю, облака, которые поднимались с поверхности ледника и задевая острые зубцы гор плыли на равнину, отбрасывая тени на землю. Солнце, похожее на гигантский костёр, пылало в июне очень сильно и посылало свой жар далеко вокруг себя, а луна, днём была очень бледной, но малышка видела, как это холодное светило притягивает к себе ветер, реки, камни, деревья. Малышка чутко реагировала на все движения окружающего мира и познавала его всей душой. Конечно, она ещё не знала слов, она разговаривала с окружающим миром своими мыслями и чувствовала, что мир ей отвечает. С правой стороны люльки, рядом с малышкой, постоянно находился очень красивый Ангел в белых одеждах и огромными крыльями за спиной. Ангел охранял покой ребенка, тихонько укачивал его и читал ему молитвы. Девочка двигала губами, повторяя слова за Ангелом, но пока не знала их значения.
Было двадцать первое июня 2002 года, после трёх дней проливных дождей небо очистилось, солнце обещало жаркий день, от которого трава на склонах пригнулась, испарина от влажной земли поднималась вверх, а отары овец скрывались в тени кустов вдоль реки.
Мимо низкой изгороди прошла соседка с банкой козьего молока, она остановилась на минуту возле дерева, где стояла люлька и поздоровалась с молодой матерью.
– Добрый день, Аминат, жаркий день сегодня будет, ты уж люльку в дом унеси, от греха.
– Живите сто лет, тетя Аниса, люльку унесу в полдень, сейчас пока утро, пусть Масо подышит свежим воздухом.
– Когда муж обещал вернуться?
– Завтра, тётя Аниса. Вот поставила тесто на пироги.
– Ты хорошая хозяйка, Аминат. Помогай тебе Бог.
Соседка пошла по своим делам, а молодая женщина, накрыв люльку тюлевой занавеской от насекомых, пошла готовить еду птицам.
В доме лесоруба Маира было много птицы. Это и чёрные куры-минорки, и белые утки Чери-Вели, это жирные гуси Линда, и высокие московские белые индейки. Они жили под общим навесом, в разных просторных вольерах.
Во дворе на длинной цепи под крыльцом жил огромный алабай. Весь день он ходил по полукругу, насколько позволяла цепь перед домом. Пёс любил заглядывать в окно кухни, где суетилась хозяйка, справа от дома он наблюдал за жизнью птичника, а дойдя до пихты, прислушивался к дыханию ребёнка. Пёс теперь не лаял, словно боялся потревожить покой младенца, но свои обязанности по охране дома выполнял с прежним рвением. Вот уже полчаса он не мог отвязаться от назойливой осы, кружившей над его носом. Он пытался несколько раз облизать нос, раскрывал широко пасть, думая поймать осу страшными белыми зубами, несколько раз ударял по носу лапами, но назойливое насекомое, как будто играло с ним, не давая спокойно дремать на солнышке.
Аминат вышла покормить птицу, поставив большие чашки с замоченным хлебом и варёной кукурузой в вольеры. Куры клевали мирно кукурузу, выстроившись кружком вокруг чашки, гуси пытались оттолкнуть друг друга и наступали друг другу на лапы, стремясь дотянуться своими длинными шеями и красными клювами до середины чашки, индюшки просто дрались перед кормушкой, не успевая поесть и не допуская остальных к кормушке. Аминат посмотрела с улыбкой на птичью возню и вернулась домой к подходящему на дрожжах тесту.
Щебетали птицы, шуршали на деревьях белки, шумели сосны, негромко блеяли овцы, стрекотали кузнечики, алабай беззаботно задремал в тени собственной будки, похрапывая во сне. Было светло и радостно всем под лучами утреннего, ласкового солнца.
Внезапно всё стихло, как будто все оглохли. Ни ветра, ни насекомых, ни кудахтанья и гоготания. Ничего. Старый пёс вскочил на ноги и насторожился, подрагивая ноздрями.
Со стороны Архона послышался еле различимый гул, который очень медленно усиливался. Это было похоже на пролетающий над долиной самолёт, но небо было свободно и чисто. Внезапно, послушался плеск и бурление, вода в реке Фиагдон стала мгновенно подниматься и выходить из берегов, заливая долину. Пёс громко завыл, Аминат выскочила из кухни на двор, посмотреть, что случилось. Дальше все происходило, как в страшном фильме.
Огромный и бурлящий поток воды, смывающий всё на своем пути сбил её с ног. Он рушил дома, валил деревья, срывал крыши и уносил все это вниз, в долину.
Куртатинское ущелье менялось на глазах, села вдоль реки, пастбища, лес – всё исчезало в мутной, ревущей воде, несущей обломки человеческой цивилизации в широкий, синий Терек. От села Тагардон не осталось следа, только маленькая деревянная люлька, накрытая белой тюлевой занавеской, плыла посередине бурлящей реки, слегка покачиваясь, огибая огромные камни и крутые пороги.
Прошли сутки. Вода успокоилась, но не ушла, люди близлежащих сёл ходили по пояс в мутной воде, разыскивая своих родных, своих животных, своё уцелевшее имущество.
Две монашки из Богоявленского Аланского монастыря возвращались из села Дзуарикау домой. Они шли лесом, держась за стволы деревьев, потому что дороги размыло и скользкая глина не позволяла двигаться по открытой местности. Идти было очень тяжело, то справа, то слева река, поделённая на множество рукавов, преграждала им дорогу, приходилось искать наиболее мелкие переправы и, опираясь на палки, пытаться переходить реку по скользким, округлым камням, рискуя в каждую минуту быть сбитыми мощной волной.
Монашки, одна из которых была совсем молодой, лет семнадцать, а другая преклонных лет, почти выбились из сил, промокли и присели отдохнуть на ствол витиеватой березы. Перед ними шумел водопад и надо было продумать дальнейший путь.
– Нина, – обратилась к молодой девушке пожилая монахиня, попробуй набрать воды в этот кувшин, и пожилая женщина протянула молодой сестре пустой глиняный кувшин.
– Хорошо, сестра Таисия, отозвалась девушка, быстро взяла кувшин и направилась к высокому порогу ревущей реки.
Минуту её не было видно за зарослями мелкого кустарника, и вдруг старая монашка услышала громкий возглас. Потом Нина выбежала к тому месту, где сидела сестра Таисия. Кувшина у Нины в руках не было. Она схватила монахиню за руку и потащила к водопаду.
– Посмотрите, сестра Таисия, вот там, за поваленной сосной, в самой середине реки большой камень-валун. Его вода огибает с обеих сторон и превращается в пену перед тем, как обрушится вниз.
– Ну вижу, и что? – спросила пожилая монахиня.
– Там, за камнем, видите, маленькая люлька?
– Ну вижу, какое-то корыто, – ответила сестра Таисия.
– Нет, это детская люлька, вон тюлевым покрывалом нарыта.
– Ну, может, и люлька, ну и что? – Недовольно буркнула монахиня, ища на земле кувшин.
– А если там ребёнок? – не унималась Нина.
– Ты с ума сошла, сестра, какой ребёнок, откуда?
– А если всё-таки есть?
– Если есть, то он давно захлебнулся. Никакого крика я не слышу, а дети плачут, когда им плохо.
– Но шум воды может заглушить его крик, – взмолилась молодая монахиня. – Мы должны достать люльку и посмотреть.
– Не говори глупости, как ты её достанешь? Сама только погибнешь, – проворчала сестра Таисия.
– Ну я проползу вот по тому поваленному дереву, а потом палкой зацеплю люльку.
– Сестра, это очень опасно, да и не стоит мучиться, в люльке никого нет.
– Вот и посмотрим, – крикнула на ходу молодая девушка и стала спускаться к вырванной с корнем сосне на краю водопада. Она держалась за кусты, медленно ступая по камням, потому что камни были мокрые и скользкие, пока не добралась до ветвистого ствола поваленной сосны.
Потрогав, надежно ли дерево лежит в реке, она на четвереньках поползла по стволу вперед, ближе к середине бурлящей реки и добралась до того места, где дерево погружалось в воду полностью. Дальше ползти было нельзя. Нина села верхом на ствол, привязала себя поясом к торчащей вверх толстой ветке дерева и попросила, чтобы сестра Таисия подала ей длинную палку. Сестра Таисия среди множества обломанных веток деревьев подняла самую прямую и длинную, около двух с половиной метров длины и осторожно протянула Нине. Нина немного развернувшись взяла палку и перебирая её в руках протянула её к люльке. Ствол дерева, на котором сидела девушка, слегка покачивался вверх-вниз, но Нина не замечала этого, пытаясь дотянуться до люльки и зацепить её за ручку. Надо было зацепить люльку так, чтобы она не соскользнула с палки вниз. Наконец-то Нина продела палку под ручку и немного подняла вверх, люлька провисла на палке, над поверхностью бурлящей и падающей вниз воды. Потом очень медленно Нина стала поворачивать палку, перемещая люльку по полукругу в сторону берега, где стояла сестра Таисия.
Руки у девушки тряслись от напряжения, очень тяжело было управлять длинной палкой, но она медленно перемещала люльку над водой к берегу. Вот осталось ещё немного, сестра Таисия подалась вперёд, протянула руку, держась за куст, и схватила люльку. Сделав шаг назад, она села на землю, вместе с ценным грузом.
Нина бросила палку в сторону, но дерево под ней стало погружаться под воду и перевернулось веткой вниз, к которой была привязана молодая монахиня. Нина стала барахтаться под водой, пытаясь отвязать себя от ветки, но старая сосна сдвинулась с места и поплыла к краю обрыва, утаскивая за собой девушку. Монахиня Таисия с ужасом наблюдала, как сосна с потоком воды полетела вниз по камням, то подпрыгивая вверх, то погружаясь в воду. Река уносила дерево вниз, в долину со страшной скоростью, рыча и протяжно воя. Хотя может быть выла старая монахиня от ужаса и горя. Через четверть часа сестра Таисия вспомнила про люльку и подняла тюль. Глаза её округлились от удивления. В люльке лежа на боку, мирно спал ребёнок, посасывая большой палец правой кисти, которую он смог вынуть из-под одеяла, в которое был туго запеленован. Лицо малыша было спокойное и умиротворенное.
– Не может быть, – сказала сестра Таисия неизвестно кому.
Она поднялась, вытащила из рюкзака весь скарб, аккуратно уложила туда спящего младенца и, взяв палки в руки, осторожно пошла вдоль реки, ища спокойные и мелкие броды.
К вечеру сестра Таисия была уже дома, в женском Богоявленском монастыре. Она произвела среди сестер переполох и оживление. Сестры с великой скорбью встретили весть о гибели молодой и весёлой монахини Нины, которую любили все, начиная с послушниц монастыря заканчивая самой настоятельницей игуменьей Верой. После горького известия, сестры монастыря, слушая рассказ сестры Таисии о спасении младенца, забыв о своих обязанностях, хотели подержать малышку на руках. Настоятельница монастыря – игуменья Вера по рации обратилась в МЧС, с просьбой разыскать родителей ребёнка.
Но прошёл месяц, а о потере младенца никто не заявлял. Позже, после долгих формальностей в серьёзных комиссиях сестрам было разрешено оставить ребенка в обители, на радость всех насельниц женского монастыря, тем более, что ребёнок оказался здоровой и улыбчивой девочкой.
Между тем Маир, несчастный отец, решил, что потерял последних родных людей из своей семьи. Он, вернувшись в свой дом долго стоял возле обломков стен. Соседи, собравшись вокруг него вместе громко вздыхали о большом горе, постигшем несчастного мужчину, а он сел на то место, где был его двор и бесшумно плакал, вытирая слёзы запыленной кепкой.
– Маир, брат, приходи в мой дом, живи сколько хочешь, – предложил ему близкий друг Давид.
– Маир, приходи ко мне, мама будет тебе очень рада, – приглашал его давний знакомый, проживавший в соседнем селе.
Маир благодарил всех, но отказывался от радушных предложений гостеприимных земляков.
Он скорбел три дня. Но и это время молодой осетин не обходился без дела. Сначала он выкопал большую яму, похоронил свою собаку, погибшую под водой, не сумевшую освободиться от тяжелой цепи, прикреплённой к каменной стене дома, похоронил коз и птиц, погибших в клетках своих вольеров, потом роздал уцелевшие инструменты и другой скарб соседям. На работу он больше не вернулся. Маир пытался понять в последние годы, а особенно в эти трагические дни, в чём он виноват, почему судьба так жестоко с ним обошлась?
– Господи, – обращался Маир в бесконечное небо. – Почему ты создал такие красивые и такие жестокие горы, которые притягивают к себе своим величием и отталкивают от себя своей ненавистью к людям. Я любил их всей душой, я восхищался ими всем сердцем, теперь я не хочу их видеть. Не хочу видеть их холодные, серебристые вершины, их зелёные, цветущие луга, не хочу видеть эту извивающуюся тонкой змейкой голубую реку, которая поит людей вкусной и прохладной влагой, а потом забирает их души.
У него не было на это ответа.
Будучи ребёнком, однажды летом, когда они со старшим братом отдыхали во Владикавказе в спортивном лагере, пришла весть о гибели их родителей, которых накрыл огромный грязевой поток, во время сенокоса. Их взяла на воспитание бабушка по отцу. Потом через год утонул брат Маира – Амран, отправившись на рыбалку. Он сорвался с хлипкого моста над Фиагдоном. Бабушку Маира сразу после этого парализовало и через две недели её не стало.
Когда Маир женился в двадцать лет, сразу после службы в армии, он мечтал иметь большую семью и большой дом, пять лет он трудился на комбинате и возводил из белого камня стены своего дома. Село Тагадон располагалось на ровном месте, в котловине, окружённое лесом. Более безопасного места он считал не может быть. Маир потерял себя, потерял смысл. Мужчина понимал, что это опасное состояние для любого человека и из него должен быть выход. Его жизнь продолжалась.
Через три дня молодой отец девочки, спасённой монашками, направлялся во Владикавказ, созвонившись со своим армейским другом Фёдором, который служил сверхсрочную службу в чине прапорщика в войсках национальной гвардии в Пятигорске. Маир когда демобилизовался после службы в армии в погонах старшины мотострелковой бригады, друг обещал его устроить на сверхсрочную службу, но тогда он отказался от предложения друга, а теперь это был единственный путь из случившегося горя.
Спустя месяц у Маира началась новая жизнь, после годовой службы в части он был направлен в Москву, в Академию ФСБ для учёбы на контрразведывательном факультете. Жизнь его бросала в разные горячие точки, для решения конфликтных ситуаций и восстановления мира и порядка. Спокойных и мирных дней в году Маир мог пересчитать по пальцам, но именно в этом было его счастье. Ведь этих спокойных дней Маир боялся больше всего, может потому, что вспоминал свою красавицу жену, может, представлял, как держит на руках свою дочку, может, вспоминал своих родителей и братьев. Он привык к серым стенам казармы и офицерского общежития. Он не чувствовал больше вкусов и запахов, понимая, что весь дальнейший его путь, это военная служба.
Много позже, когда его послужной список не будет умещаться на листке бумаги формата А4, а медали «За отличие в военной службе» трёх степеней будут красоваться рядом с «Орденом мужества» в бархатной коробочке на высокой полке, рядом с книгами по военно-тактической подготовке, боль в душе Маира утихнет и наступит долгожданный мир с самим собой. Жизнь, полная потерь и тревог, будет прожита не зря и после очередного ранения он выйдет в отставку на преподавательскую должность во второй Донской императора Николая II военно-кадетский корпус в Ростове-на-Дону. Все это будет в далёком 2020 году, сколько же воды должно утечь за это время в беспокойной реке Фиагдон…
А сейчас – раннее утро и Маир едет во Владикавказ на большом комфортабельном автобусе, солнце медленно встаёт из-за горизонта, отбрасывая розовые блики на горные вершины, зелёные луга и белые высокие стены женского Богоявленского монастыря…
Там, в хозяйстве Игуменьи Веры жизнь протекает благополучно и вдохновенно. Сёстры усердно трудятся на полях и огородах, ухаживают за домашним скотом и птицей, продают излишки фермерского хозяйства на рынках Владикавказа. Они взращивают персики и виноград, разводят глицинии и розы, а так же домашние цветы в красивых горшках, привезенных им в подарок из Свято-Успенского монастыря. А когда наступает время литургии, сёстры с огромной радостью и рвением идут на службу в храм, где молятся за мир и благополучие на земле. Во время молитв они поглядывают ненароком в левый предел храма, где перед иконой « Всех Святых» стоит прогулочная коляска, в которой лежит маленькая девочка, названая сестрами в память о спасительнице ребёнка – молодой монахини Нины.
…Маир дремлет, откинувшись на удобном сиденье автобуса, и видит удивительный сон. Солнце освещает огромный белый зал с покатыми расписными сводами и мраморным белым полом, оно проникает сквозь узкие овальные окна и сверкает золотом на иконных окладах. В центре зала стоит коляска, где лежит его дочь Масо. Она не спит, а внимательно смотрит на иконы и свечи. Глаза её блестят от радости и удивления красоты, царившей вокруг. Лики на иконах добрые и светлые, слёзы радости стекают по их ланитам и радужно сверкают в отблесках огоньков множества свечей, стоящих в огромных подсвечниках. Цветы в больших вазах излучают тонкий, сладкий аромат. Слева от люльки маленькой девочки сидит красивый бледный Ангел и еле заметно отталкивает холодный ветер, сквозивший в форточку большого окна. А справа, рядом с улыбающейся малышкой, стоит его красавица-жена Аминат, бережно поправляя чепчик на голове малютки и нежно целуя ребенка в пухлые щечки. На Аминат ослепительно белые одежды, а за спиной большие белые крылья. Маир улыбается во сне.
Татьяна Подзорова
Источник фото на главной
