30.06.2012 00:00

Армения. Ленинакан. Один день

Редакция «Малой Родины» выражает соболезнование представителям народа Армении в связи с трагическими событиями 1988 года.

Редакция «Малой Родины» выражает соболезнование представителям народа Армении в связи с трагическими событиями 1988 года.

 7 декабря 1988 года в 11 часов 41 минуту по московскому времени в Армении произошло сильнейшее землетрясение, охватившее всю северную часть территории республики с населением около одного миллиона человек.

 В результате стихийного бедствия погибло более 25 тысяч человек, около 19 тысяч стали инвалидами, лишились крова 530 тысяч армян.

 Были полностью разрушены город Спитак и 58 сёл. Частично разрушены города Ленинакан, Степанаван, Кировакан и ещё более 300 населённых пунктов. Пострадали здания школ, детских садов, больниц, театров, музеев, библиотек, кинотеатров и домов культуры. 600 км автодорог и 10 км железнодорожных путей были выведены из строя, разрушены 230 промышленных предприятий. Для оказания помощи пострадавшим во всем СССР было развернуто мощное движение.

 Все советские республики, а также многие западные страны направили на место трагедии людей, технику и все необходимое. Повсюду проводился сбор гуманитарной помощи. Для восстановления разрушенного в Армению приехали 45 тысяч спасателей.

Предлагаем Вашему вниманию воспоминания человека, описавшего один день тех событий.  

 

АРМЕНИЯ. ЛЕНИНАКАН.

Часть I

Дорогие читатели, я буду писать о страшных событиях, которые произошли в Армении в 1988 году.

Всем известно, что в трагедии проявляются как наивысшее благородства человеческой души, так и самые ее отрицательные, даже мерзкие качества. Я буду писать о грабежах, мародерстве. Некоторые из вас скажут: вот они какие, армяне!

 Нет. Категорически - нет. Молите Бога, чтоб вы такого не познали в действительности, чтоб вы не увидели вживую крайности поведения представителей любого народа, чтоб вам не довелось осознать голую горькую правду. То, что творили в момент великого несчастья отдельные жители Армении, вполне может быть в определенных обстоятельствах свойственно любому народу. Все мы одинаковые на этой земле. Нету избранных. Тем более в момент катастрофы.

Я научился не винить народы, если даже они тебе массово плюют в лицо, когда ты их спасаешь.

…Мне 21 год.

ТАНЧИКИ СТРЕЛЯЮТ

Любое событие, в том числе и трагедия, может иметь вполне рядовое начало.

Танковый полк выехал штатным снарядом на полигон Абул для проведения стрельб.

Стрельбы - событие для ребят значительное, завершающее целый учебный цикл. На танковой директрисе (это участок полигона, линия, по которой измеряются дальности выстрелов) танкисты сдавали экзамен по курсу стрельбы из танка, проще говоря, палили с ходу из танковой пушки калибра 125 миллиметров. Зрелище, надо сказать, захватывающее, его грандиозность любого могла впечатлить и заставить замереть с открытым ртом. Залпы в буквальном смысле заставляли дрожать землю. Да, наши танчики - сокрушительная сила!

Я с группой солдат числился в мишенной команде. За неделю до начала стрельб нас выкинули в пешем порядке, как всегда неожиданно, в ночь, на полигон с целью подготовки мишеней и мишенной обстановки. На полигоне оказалось, что нас никто не ждал, что, впрочем, неудивительно. Нам наплевать, мы привычные, пошли себе работать, как говорится, согласно приказу. Пилили дерево на рейки, сколачивали макеты, обшивали их марлей, вывозили в поле и расставляли мишени на подъемники.

Завершала танковую директрису гора Абул, стоящая на востоке.

«Солнце в городе встает из-за горы Абул» - ахалкалакская поговорка. Абул в тумане - жди дождя. И точно. Ливень! Мокрые, все в налипшей грязи, мы с солдатами копались, пытаясь под проливным дождем наладить работу подъемников. Ничего, не впервой! Короче, справились как надо, все подготовили для отработки нового упражнения в очередном курсе тренировочных стрельб. Суть упражнения проста в описании, но весьма сложна в исполнении. Танкистам требовалось загрузить три штатных снаряда в боеукладку. Процесс, прямо скажем, не из легких. Затем по команде с вышки необходимо было максимально быстро выполнить норматив по посадке в танк, приготовить вооружение к стрельбе и войти в связь.

Солдаты-танкисты не подвели - и вот уже танки ревут двигателями, звучит команда «вперед», грозные боевые машины начинают движение. Внимание сотен зрителей сосредоточено на стрельбах. Полигон замирает.

Если раньше танки шли по прямой, башни крутились, а орудия выискивали цели для поражения, то сейчас экипажам дано задание еще и посетить окопы для поражения мишеней.

 

УРА, ЧЕТВЕРКА!

Помню себя в роли командира танка, командира взвода в своем первом заезде. Я, между прочим, тогда стрелял из данной марки танка первый раз в жизни. Для непосвященного читателя поясню: если в неверной последовательности включить тумблера, то можно не только сорвать выполнение задачи, но собственно и не произвести ни единого выстрела! Мне приходилось ранее изучать теорию, и я неплохо знал устройство и порядок действий в качестве наводчика орудия.

Понятное дело, жутко хотелось стрелять не ниже, чем на четверку, ведь на меня смотрели и равнялись подчиненные. Должность командира обязывает, нельзя упасть в грязь лицом! Несолидно строгому и требовательному лейтенанту получить за стрельбу не то что «банан», но даже трояк! Сложно, но выполнимо. Собрался, настроился, прицелился… и в итоге получил четыре, чему был несказанно рад, более того – тихо удивлен! Ну и гордился, конечно, особенно перед командиром роты. Ведь он-то знал, что из этой модели танка я стреляю впервые. Хотя вообще в училище пострелять пришлось из различных образцов танков, начиная с Т-54… А водить умел даже СУ-100 образца 1944 года!

Далее вновь выполняем обязанности в мишенной команде - меняем поврежденные мишени. Ну и улаживаем прочие технические моменты. Обыденная работенка.

ТЯГАЧ-ПОПРЫГУНЧИК

К обеду заместитель командира полка, уточнив, что я учился на 62, отправил меня к неисправному тягачу. Задача - выявить и устранить неполадки. М-да, техническая сторона дела – не мой козырь, не скрою. Но деваться некуда, прибыл на тягач. Тягач – это тот же танк, но без башни и с дополнительным оборудованием для ремонта и обслуживания боевых систем, самодвижущаяся машина для транспортировки прицепов.

Тягач стоял в отдалении от театра учебных действий. Механик-водитель в двух словах (в прямом смысле) обрисовал проблему: не заводится! Для порядка полазив в отделениях управления и проверив то, что знаю, я убедился - с виду все нормально: в баллонах воздух, аккумуляторы заряжены. Попросил открыть крышку двигателя, с умным видом осмотрел мотор, по-деловому потрогал движок и в тайной надежде на чудо дал водиле команду на заводку тягача.

Механик проворно забрался в танк, раздались первые звуки запуска двигателя, похожие на какое-то жужжание или зудение, потом танк, как ему и положено, ликующе взревел!.. И тут внезапно произошло нечто, повергшее нас в ступор. Многотонный тягач подбросило в воздух! Громадина подпрыгнула как резиновый мячик! А я в процессе «взлета» с машины и приземления метрах в трех от нее лихорадочно соображал, что же случилось?!

Ошеломленный солдатик-механик оказался позади меня. То есть еще дальше отскочил. Тягач заглох. Пауза. Мы смотрим друг на друга.

- Ты что сотворил, сержант?! – Ору.

- Ничего, товарищ лейтенант, - а сам, гляжу, испугался.

- А что тогда сейчас было?

- Не знаю, товарищ лейтенант! Я не виноват!

Видать, действительно не виноват. Постояли - покумекали.

- Давай еще раз заводи что ли, - неуверенно предложил я.

Механик с опаской поплелся выполнять распоряжение.

«З-з-з… Брр-р-р!» - недовольно зарычала машина. И в этот миг тягач и меня вместе с ним вновь подбросила в воздух какая-то странная неведомая сила. Будто на волне подняло. Через секунду я стоял на земле. Рядом почему-то находился механик, мотор уже затих. Я, надо признаться, ощущал не только смятение, но и - чего там скрывать! – был в ужасе от происходящего, чувствуя свою причастность и вину в порче техники. Это сулило недобрые перспективы. Не хотелось бы сесть в лужу перед начальством…

Мы с механиком все кружим и кружим вокруг злополучного тягача. Потом нерешительно влезаем на него: все вроде на месте, и двигатель не выскочил, с креплений не сорвался. Стоим, растерялись, не знаем, что делать… Абсолютно не понятно, в чем неисправность, и что за толчки подбрасывали вверх тягач.

ТАК ВОТ ЧТО ПОДНЯЛО МАШИНУ В ВОЗДУХ!

И тут подъезжает уазик заместителя командира полка. Подполковник монотонно гундосит (он все время в нос говорил):

- Ну что, Калугин… Почему еще не завел? – замкомандира не пытался скрыть недовольство.

- Товарищ подполковник, признаю, я не знаком с подобными неисправностями, - а что мне еще отвечать?

- С какими такими «подобными»? В чем дело? – начальник немного остыл и вроде как заинтересовался.

- Когда заводим, тягач подпрыгивает! Такое ощущение, что двигатель не закреплен, - бодро рапортую, уже слегка успокоившись – вроде выволочки не предвидится, чую по тону командира.

- Это вы попали на волны…

- Какие волны, товарищ подполковник?

- Землетрясение.

Мой мозг поначалу отказывался верить. Зная, что замкомандира полка известный приколист, причем славящийся удивительно плоскими шутками, я воспринял его слова как очередную неостроумную шутку.

- Мне не до розыгрышей, товарищ подполковник! В чем неисправность не понимаю, пытаться дальше заводить тягач смысла не вижу, - сказал как отрезал.

Зам.командира отреагировал довольно жестко:

- Садись и заводи.

Сел в танк и неожиданно в самом деле завел его. Все исправно, все работает.

Вылез с озадаченным выражением лица и тут же услышал:

- Вы старший, гоните тягач в полк.

- А… - начал я, но дверь уазика захлопнулась и зам.командира улетел.

Стало ясно – он не шутил. Так вот оно что! Подземные толчки тридцать тонн металла подбрасывали точно мяч, а меня выкидывали на землю! Мне, ташкентскому, вообще-то, землетрясения не в новинку. Я слышал, как снесло подземными толчками город Ташкент, знал, как его восстанавливали всей страной. С тех пор, кстати, город опять стали называть «красавец город», «красавец Ташкент». Будучи курсантом, дважды пережил толчки, несильные, правда.

Значит, велено гнать в полк. На любой полигон, как правило, ведут две дороги: одна асфальтовая, а вторая грунтовая, для гусеничной техники. И частенько дороги ой как не совпадают! И если первую я отмерил ножками (18 километров в гору) и изучил как свои пять пальцев, то грунтовую, длиной в двадцать с чем-то километров, я совершенно не знал.

- Сержант! – зову механика, - Ты с дорогой-то хорошо знаком?

- Нет. Вообще никак…

Вот, блин, достался напарничек!

- Ты ведь сюда каким-то образом добрался, не заблудился?

- Так я ж в колонне! Вперед и вперед…

«Ага, и явно не ведущим…» Ну ладно. Делать нечего.

- А, поехали!

Декабрь месяц. Зима непривычная, «незимняя»: накрапывает мелкий противный дождик, ветрено, серо, уныло. Абул все еще укутан белесым туманом.

Часам к 9 вечера без приключений добрались до парка.

По приезде я удостоверился окончательно, что землетрясение, отголоски которого лишь слегка коснулись нас с сержантом-водителем, – это не плоская шутка подполковника, а страшная, страшнейшая реальность. Бедствие немыслимых масштабов. Обезумевшая стихия превратила в руины, чуть ли не стерла с лица земли несколько густонаселенных городов… Рассказывали о Ленинакане (Гюмри) и Спитаке как главных эпицентрах трагедии. Масса погибших…

Горло будто сжал ледяной кулак. «Дай бог покоя погибшим и сил выжившим… И спасибо судьбе, что не со мной…» Эти мысли мелькали в голове неосознанно, ведь я тогда не верил ни в бога, ни в черта.

Но пока все идет своим чередом. Мы оглушены известием о трагедии, но она все еще далека от нас.

 

Жил я тогда в общежитии, в довольно приличных условиях. Номер на двоих, а общий номер на четверых – красота, вполне жить можно. Кстати, санузел раздельный – не у всякого горожанина такая роскошь! Имелась лишь колоссальная проблема с электричеством и горячей водой. Перебои – мягко сказано. Скорее полное отсутствие, так будет вернее. Вот, видимо, по причине перебоев в ваннах безнадзорных холостяков постоянно кисло, или, по-нашему говоря, «отмокало», офицерское обмундирование...

Итак, я направился к своим друзьям-женатикам, служившим в моем танковом полку благо идти недалеко. С щедрыми дарами , я и ввалился в гости к семьям-соседям. Ребята с супругами шикарно жили в двухкомнатной квартире на две семьи. Девчата с радостью составили на столе натюрморт из моих гостинцев и своих запасов – я в этот вечер оказался куда богаче! В центре композиции красовалась, естественно, баночка ароматного армянского вина. И мы разлили и выпили. И закусили. И снова выпили, и снова захрустели огурчиками… Пировали во время чумы, как потом оказалось. От доброго вина разморило, я расслабился и успокоился, настроение стало отличным, все шло размеренно и хорошо… Пока не постучали в дверь. Один из моих товарищей неохотно отправился открывать. За порогом стоял посыльный.

Очень серьезно и четко солдат-гонец объявил: «Боевая тревога!»

Умеют же в армии обламывать…

ЕДЕМ В ЛЕНИНАКАН. НЕ ЗА ВЕЩАМИ

Не прошло и нескольких минут, как я спешно выдвинулся в сторону полка. Уже из общежития, в черном танковом комбинезоне, с тревожным вещмешком, противогазом и полевой сумкой. По пути поразился: военный городок нервно гудел точно улей… Суета, беготня, возгласы… Офицеры дивизии, как и я, оповещенные посыльным, с разных сторон неслись в свои части, в подразделения. «Эко дело… И впрямь боевая тревога». Что, куда, зачем?..

Прибыл в полк, прямо на построение. Затем получаем приказ о распределении по машинам. Я назначен старшим в ЗИЛ 131 с ротой в открытом кузове. Вижу – мечется лейтенант Генка Бобров: «Олежка, мне места не досталось! Возьми к себе!» В кабине вообще-то полагалось сидеть одному, не считая водителя, да по фиг! «Генок, садись давай!» Колонна тронулась, вышла из гарнизона и двинулась в пока непонятном нам направлении.

- Куда едем-то, Ген?

- Понятия не имею! Ходят слухи насчет Ленинакана… Тем более ты и сам рассказывал про землетрясение, - и Генка задумался.

Помолчали.

- Ген, ты деньги брал?

- Да нет, на хрена? – Бобров усиленно думал о чем-то своем.

- Вот и я не взял, а ведь положено иметь в НЗ двадцать пять рублей, - с сожалением ответил я.

Дело в том, что город Ахалкалаки, где располагался гарнизон, - это натуральная Тмутаракань, захолустье. Притом находится в высокогорном районе, в Джавахетской долине. Долина являлась некоей «трубой» через Кавказ, поэтому с древнейших времен в ней стояли гарнизоны. Через Джавахетскую долину в свое время ходили и сирийцы, и персы, там побывали войска скифов, греков, монголов, турок, отряды Александра Македонского… А в ХIХ веке от турецкого ига, взяв штурмом турецкую крепость, армян освободили русские войска царя-батюшки. После, навозив телегами землю и насыпав громадный холм, тут учредили казачий гарнизон, где в наше время находилась мотострелковая дивизия.

Ленинакан же по советским меркам считался богатым городом. Примерно как сейчас Нижний Новгород или Казань. У нас, лейтенантов, даже не было нормальной гражданской одежды, ее мы когда-нибудь при оказии и планировали прикупить в Ленинакане. Там, как считалось, продавались очень модные вещи. Молодость… Чем мы отличались от нынешней молодежи? Да ничем!

Генка Бобров очухался:

- М-да, блин, не взял… Вот черт! Но зато я взял кое-что получше! – это мой дружбан с хитрецой добавил и расплылся в улыбке.

Он как истинный украинец прихватил в дорогу два «баллона» вина!

Знаете, когда-то, чтобы не тронуться головой, я постарался стереть из памяти армянские события. Стереть воспоминания, как до белой магнитной ленты.

И сейчас, когда я восстанавливаю их в голове, мне, честное слово, мешают думать и записывать спазмы в горле. Вдруг вскрылся в памяти такой букет страшных воспоминаний... И с каждой секундой растет желание быстрее вылить на бумагу мысли, чтоб сразу опять забыть. Я не хочу этого помнить. Написать и забыть. Забыть как сон. Забыть навсегда.

БЕДЕ НАВСТРЕЧУ

Колонна полка влилась в общую колонну дивизии. Мы шли на Ленинакан. После трех подряд стылых ночей в машине стало совершенно невозможно находиться: холодно аж зубы стучат - работающая печка явно не справляется с обогревом кабины. Советский автопром, а тем более военный, по части комфорта всегда оставлял желать лучшего. ЗИЛ131 - это даже не КамАЗ, а КамАз тогда считался супермашиной, вершиной отечественного машиностроения.

Ниточка дороги втянулась на горный перевал. Изнурительно долгий подъем, не менее долгий спуск к подножью. Мы в кабине окоченели как цуцики. Что уж говорить о бедных солдатах роты, что сидели в открытых кузовах! Лейтенант Генка Бобров толкнул меня в замерзший бок:

- Все, больше не могу. Давай выпьем!

Подумал. Хотя чего тут думать:

- Давай!

Достали банку с вином - холоднючую, разве что ледышки в ней не плавали. Налили спасительную ярко-рубиновую жидкость. Пальцы прилипли к стаканам, но это ерунда. Генка дрожит:

- Х-х-холодно…

- Пей, сейчас полегчает, согреешься!

Алая жидкость еще больше заморозила, обдав горло, но приятное тепло мгновенно разлилось по телу. Повторили. Солдат-водитель с тоской на нас косился - всем холодно! Держи руль крепче, бедолага! Я высунулся в окно посмотреть, как там наши солдаты: рота угрюмо сидела укутанная в бушлаты и шинели. Некоторым даже удалось завернуться в матрасы - в общем, пытались согреться кто во что горазд. Солдатики вжались друг другу в бока как бревнышки, надеясь получить хоть каплю тепла от товарища, ан нет, товарищ сам как ледышка.

Жалко ребят. Недолго думая намекаю Гене, мол, чего-то неловко, мы вроде как согрелись, а пацаны там дубеют. Подобревший Генка среагировал правильно: «Давай им тоже нальем!»

Я чуть-чуть посидел, поразмышлял об уставных и неуставных взаимоотношениях, взвесил все «за» и «против» - вложат не вложат?!.. А! Давай!

СЮРПРИЗ ОТ ЛЕЙТЕНАНТА…

Взял стаканы, высунулся в окно, передал их сержанту Сюрину. Его глаза округлились еще больше, а брови поползли вверх, когда Лейтенант Дисбат следом за стаканами протянул ему еще и баллон с красным вином!

- Мы тут и так от холода охреневаем, т-т-товарищ лейтенант, а вы нам еще компот ледяной предлагаете! – с укоризной произнес Сюрин.

Ну да! Лейтенант Дисбат не мог же угостить спиртным напитком! Это же нонсенс!

- Сюрин, смотри, чтоб всей роте досталось. Понял? – я нахмурил брови и постарался сказать строгим голосом, чтоб уравновесить сомнительно педагогичный момент.

Догадавшийся о том, что напиток в баллоне вовсе не компот, и с того разом повеселевший Сюрин браво воскликнул: у

- Так точно, товарищ лейтенант!

Вскоре стаканы вернулись обратно. Солдатики зашевелились, приободрились, даже изобразили что-то похожее на песню - для поднятия духа.

- Ну вот, теперь совесть чиста! - Гена сказал. - Наливаем!

Водитель по-прежнему с плохо скрываемой завистью на нас косился и нарочно громко вздыхал, вызывая в нас чувство вины. Ну а мы - мы тем временем влегкую уговорили баллончик!

Спустя полчаса хитрый хохол жестом фокусника достал из вещевого мешка… бутылку чачи! Вот, блин, Дед Мороз! Чача оказалась поганой, противной, она к тому ж горчила, но первый же глоток согрел куда лучше, чем вино. После четвертой Генка обмяк и закемарил, и мне захотелось расслабиться. Но тут я заметил, как наш водила пару раз основательно клеванул носом, и в роскоши подремать я был вынужден себе отказать.

Тем временем колонна приближалась к Ленинакану. Предчувствуя окончание мучительного пути, все наши повеселели, начали шутить, смеяться, балагурить… Да, слишком трудной оказалась для мальчишек дорога.

«Погуляем по Ленинакану, город посмотрим, с девчонками познакомимся, по магазинам прошвырнемся…» – оживленно предвкушали солдатики. Но беззаботная радость роты оборвалась внезапно и разом. Как только мы увидели открывшееся нам зрелище.

ВМЕСТО КРОВИ СЛЕЗЫ ВДОВЬИ

Центральный проспект большого города. Таких городов сотни по России и СССР. Обычно справа и слева стоят панельные высотки. Широкая новая улица тянется на сотни метров. И вот 9 декабря в начале шестого утра в утренней дымке, непонятно, то ли от тумана, то ли от еще не осевшей бетонной пыли, нашим глазам и сердцам открылась беспримерная трагедия тысяч людей.

Эти самые девяти- и двенадцатиэтажки, в доли секунд превращенные буйством стихии в громаднейшие кучи железобетонных обломков… В город пришла смерть. Нам все стало ясно и понятно, но мы боялись позволить себе думать о произошедшем и понимать в деталях - что же там, под руинами...

Колонна сбавила ход. Ниточка из машин еле плелась по проспекту. На обочину выползали обезумевшие от горя люди, в основном женщины и бабушки.

- Армия пришла… спасители… Люди! Люди!.. Солдаты едут! – раздавалось со всех сторон.

А мы проезжали мимо.

- Куда же вы, солдатики, мы здесь, мы вас ждали, куда вы?.. – безнадежно звали горожане.

Женщины становились на пути машин, выли и падали на колени, не пуская и не давая проехать.

- Мать, отойди, пожалуйста… Мы вернемся.

С трудом пишу, аж слезы наворачиваются, вспоминая вдов и матерей, задавленных горем. И себя, как не имел права остановиться и хоть как-то, хоть чем-то помочь. Как вынужден был ехать и ехать вперед, невзирая на их мольбы…

Нахлынуло…

«Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО С МОЕЙ СЕМЬЕЙ…»

147 мотострелковая дивизия города Ахалкалаки стала одним из первых воинских подразделений, прибывших на помощь пострадавшим ленинаканцам, на помощь своим согражданам, советским людям.

Колонна встала. Приказ по колонне: «Старшим по машинам прибыть к командиру!»

Стремительно выскочил, бегу на построение, в душе полный разброд и смятение. Командир произносит слова жестко, приказы как выстрелы:

- Того, по чьей вине остановится колонна, комбатам расстреливать на месте. Офицера, поддавшегося чувствам, считать предателем Родины. У нас есть приказ прибыть в назначенную точку. Срыв приказа приравнять к дезертирству. Машин никому не покидать. По местам!

Наконец прибыли на точку сбора полка. Сформировался штаб из местного руководства. В основном все военные, все офицеры. У многих из них во время землетрясения тоже погибли близкие и родные. Но, невзирая на личную беду, военные собрались по объявленной тревоге выполнять поставленную задачу, свой воинский и человеческий долг, не побоюсь высоких слов.

Я разговаривал с одним капитаном:

- Я даже не знаю, что с моей семьей… Я ни жены, ни детей не видел с момента землетрясения – был на службе. Мы жили вон в той девятиэтажке, - офицер кивнул головой, указав не на дом, нет, - на высоченную груду каменных обломков. Мужчина с трудом крепился.

Пошла команда: «По машинам!»

Мы находимся в полной растерянности от незнания обстановки, незнания ситуации. В воздухе витает горе, смерть, их чувствуешь, что называется, кожей… У нас, матерых атеистов, эти ощущения непонятным образом откладываются в сердцах.

А У НАС ТОЛЬКО ЛОМЫ ДА ЛОПАТЫ

Полк вытянулся в колонну. Передвигаемся по городу. Картина становится все страшнее и страшнее. И по обочинам все те же женщины: матери, жены, сестры… Мужчин почти не видно. Возгласы надежды сменяются криками отчаяния: «Куда же вы уходите?!» Женщины кидаются под колеса, звуковые сигналы клаксонов слились в мучительную какофонию.

Ванаков Александр Григорьевич, пожилой комбат 2 танкового батальона, бедный мой Григорьич, носится от машины к машине, оттаскивая убитых горем женщин, пытаясь их успокоить, что-то им втолковать, объяснить…

А что тут объяснишь? Им, женщинам, потерявшим самое дорогое, женщинам, чьи родные и любимые погребены под железобетонными развалинами?..

Я смотрел на разруху и думал: «А что мы можем, мы, человеки, хоть и военные? У нас только ломы да лопаты». И такое бессилие охватило... Оставалось одно - исполнять приказ ехать вперед, причем ехать неизвестно с какой целью. «У нас нет даже оружия, - так мог думать лишь военный. - Да и что мы могли бы сделать с танками? Танк - оружие разрушения или, в лучшем случае, оружие защиты… Но никак не спасения».

МЫ В РАСТЕРЯННОСТИ

По прибытии мы первым делом приступили к разбивке полевого лагеря, установили палатки. Как спали ночь - не помню. Слишком растревожило душу.

Утром после построения нашему батальону была поставлена задача выдвинуться к ближайшему девятиэтажному дому для оказания помощи жителям.  

Следующим на пути стояло здание, на первом этаже которого находился сбербанк. Два совсем юных курсантика-милиционера славянской внешности стояли на страже государственного имущества. В руках - резиновые дубинки. И – все!.. Впритык к банку, смотрим, расположен ликеро-водочный магазинчик.

Мы уходим дальше. Разрушенный девятиэтажный дом. Бывший девятиэтажный дом. Вокруг того, что от него осталось, жидкой цепочкой стоят люди. Комбат позвал меня с собой, и мы поднялись на груду камней, арматуры, пыли, обломков.

- Товарищ командир, что делать?

- Надо как-то разгребать, - вяло отвечает комбат. Он все понимает.

- Да вы что? Как такое разгребешь? – негодует молодой лейтенант.

- Надо. Вдруг внизу остался кто-нибудь живой.

Но как? Чем сдвинешь многотонные бетонные плиты? Можно было бы попробовать растащить завалы танками… если бы они были… Да и если танками - а вдруг внизу и вправду есть живые?.. Опасно. Каждая жизнь дорога. Рисковать нельзя ни в коем случае. Для расчистки нужны мощные краны. А армия не оснащена ничем подходящим.

Батальон беспомощно мнется внизу. Все в черных комбинезонах, с ломами, лопатами, кирками.

Что мы можем? Что делать?!

НА ВОЛОСКЕ ОТ ГЛУПОЙ СМЕРТИ

Комбат беседует с инициативной группой людей, которых именно беда сделала лидерами. В психологии они называются «ситуативные лидеры». На бумаге – безлико, наяву - страшно… Меня зачем-то отправили вниз. Тороплюсь выполнить распоряжение, прыгаю через завалы, спотыкаюсь, лечу вниз. На лету перегруппировываюсь – опыт старого самбиста и рукопашника.

До армии занимался самбо, ходил на тренировки по каратэ, а в армии увлекся рукопашным боем. Нехило так занимался - проверено не раз в дворовых драках. Навыки боя неоднократно пригодились мне в жизни.

Падаю сгруппировавшись, лечу стремительно вниз, приземляюсь и внезапно отчетливо чувствую, словно некто придержал мою голову по инерции качнувшуюся вперед. Медленно поднимаю ресницы – при взмахе они задевают какой-то предмет. Отстраняю голову, открываю наконец глаза – буквально в миллиметре от правого глаза торчит острый штырь железобетонной плиты. Шея ноет от неестественной позы. Оглядываюсь - рядом никого. Но ведь явно кто-то придержал мою голову! Кто-то не дал мне наткнуться на смертоносное острие! Я был на волоске от глупой смерти. Думайте что хотите, верьте или не верьте, но с годами я понял, меня спас мой ангел-хранитель, он и в дальнейшем оберегал меня.

Через какое-то время комбат отправил меня в полевой лагерь. Обосновывая, мол, одному идти небезопасно, я попросил послать со мной лейтенанта Боброва.

«Согласен, вдвоем поспокойней. Идите», - согласился командир….

Читайте также
Во дворах Приокского расплескалось «море»
24.03.2024
 В Рязани приостанавливается плата за парковки
23.03.2024

В Рязани приостанавливается плата за парковки

Об этом сообщает администрация города

В Рязани запретят стоянку машин на участке улицы Вокзальной
22.03.2024

В Рязани запретят стоянку машин на участке улицы Вокзальной

Об этом сообщили в пресс-службе городской администрации

Загрузить еще
1 2 3 4 5 ... 1366