Пятнадцатая дочь врага народа
... Торжественная линейка перед школой по случаю годовщины Октябрьской революции, учительница раздаёт второклассникам конфеты — по две в руки. Но ладошку одной девочки она будто не замечает и проходит мимо. Дети реагируют на такую несправедливость незамедлительно: «А как же Тома?» Учительница холодно объясняет: ребёнку врага народа конфеты не положены.
... Торжественная линейка перед школой по случаю годовщины Октябрьской революции, учительница раздаёт второклассникам конфеты — по две в руки. Но ладошку одной девочки она будто не замечает и проходит мимо. Дети реагируют на такую несправедливость незамедлительно: «А как же Тома?» Учительница холодно объясняет: ребёнку врага народа конфеты не положены.
Тамара Попова
«Я ни в чём не виноват»
31 октября — День памяти жертв политических репрессий. Для рязанки Тамары Поповой эта дата означает очень много. Ведь каждый день её детства был наполнен отчаянной борьбой за выживание — с того момента, как отца забрали сотрудники НКВД.
Михаил Гаврилович Ширяев, 1895 года рождения, прошёл Первую мировую, потом воевал за революцию. В родном селе в Тамбовской губернии он организовал колхоз, и, причём образцовый: к нему приезжали из соседних областей, чтобы перенять опыт.
— Говорящий факт: отец выдавал людям зарплату — и это в 20-е годы! — рассказывает рязанка. — Конечно, в такой колхоз шли с удовольствием. Однажды на общем собрании колхозники, люди простые, не зная, как выразить благодарность, сказали про отца: «Это наш советский царь». Прозвище прижилось, папу так и звали: Царь, а маму — Царица.
Когда началось раскулачивание, Михаила Гавриловича признали середняком, не тронули. Но потом позвали работать в райком партии. Он же не мог принять это предложение, так как был верующим и ходил в храм. С этого момента тучи над семьёй Ширяевых и начали сгущаться.
— У родителей было 15 детей, и я младшая, — продолжает Тамара Михайловна. — Но 12 умерли в раннем детстве от болезней, лечить которые раньше не умели: скарлатины, кори, дизентерии и прочих. А выжили два сына, седьмой и двенадцатый, и я. 16 декабря 1937 года, когда пришли за папой, мне было две недели. Отца прямо с работы забрали. Мама полоскала на речке детские пелёнки, когда прибежал мой старший брат, Женя, и крикнул, что папу увозят. Мама догнала отца, которого уводили сотрудники НКВД. Он сказал ей: «Полина, меня отпустят — я ни в чём не виноват». Его не отпустили.
На сладкое - берёзовые листья
И в тот же день у семьи отобрали дом. Родственники боялись брать Полину Ширяеву с детьми к себе. Первое время семья жила в бане, потом соседи выделили им домик.
Тамара Михайловна основным ощущением своего детства называет унижение. Что бы в селе ни произошло — окно разобьют или ещё как набедокурят, всегда вину сваливали на её старшего брата.
— Бывало, колхозный бригадир зайдёт в избу и на Женьку показывает: «Вслед за отцом пойдёшь!» Брата на фронт забрали до срока со словами: «Отец сидит, ну а ты воюй!», — говорит рязанка.
Время было голодное и холодное. Дрова возить из леса запрещалось. Если ловили нарушителей, отбирали санки, пилу и топор. Печь топили в основном хворостом. Ели гнилую картошку и лебеду, не могли дождаться весны, когда можно будет поесть щавеля и берёзовых листьев. Рязанка уверена: сейчас люди живут хорошо. Уж она-то знает, когда плохо...
— Мою маму гоняли на лошади возить сено на ферму из стогов, которые были в лесу, — вспоминает Тамара Михайловна. — Как-то раз охапку она привезла себе. Хотели посадить. Как страшный сон: мы с братиком Витей кричим, плачем, мама на коленях перед комиссией из района. Но председатель сельсовета её пожалел, спас. И не однажды. Он разрешил маме забирать горсть колосков на жатве. Она спросила, как это можно сделать, ведь работниц заставляли разуваться, чтобы проверить, не спрятал ли кто в лаптях колоски. А председатель посоветовал отставать всякий раз, чтобы он мог успеть повернуть комиссию назад. Благодаря добрым людям и выживали.
Михаил Гаврилович пробыл в лагере политзаключённых в городе Котласе в Архангельской области 10 лет. Вернулся в 1948 году. И всю ночь в дом Ширяевых шли односельчане — посмотреть на человека, пришедшего оттуда, откуда не возвращаются.
Тамаре Поповой запомнилось, что отец раздобыл в дороге комок сахара и положил его на стол. Когда к утру люди разошлись, он заметил, что дочка не отрывала глаз от гостинца, и спросил почему.
— Я сказала: «Папа, ты подумай, что такое: снег столько времени в избе лежит и не тает», — рассказывает Тамара Попова. — И отец заплакал.
У Белого моря
Первое время Михаил Гаврилович рассказывал о пережитом лишь жене, и шёпотом. После смерти Сталина делился воспоминаниями и с детьми. В любое время года ежедневно из лагеря гнали этап на Белое море — доставать со дна затонувший лес. Кто раз нырнул за брёвнами, не возвращался — все погибали. В этап попадал и Ширяев, но в последний момент его оставляли на берегу.
— Отца спасла сильнейшая физическая закалка, — считает Тамара Попова. — Он очень много работал, выполнял норму пятерых. Поэтому папу и оставляли при лагере. Работы были разные. Вот хоть грибы посылали собирать. Днём их складывали в кучи, накрывали, а ночью арестантов отправляли за ними. Одну пропустишь — расстрел.
И это не единственный пример издевательств над узниками. Политзаключённых сторожили уголовники, которые имели право стрелять. Обычной их забавой было вышибание котелков с баландой из рук осуждённых. Арестантов каждый день, даже в дождь и в снег, строили на улице и заставляли подолгу вставать и ложиться без перерыва. Зачастую люди ложились и больше не вставали... Истязали, точно в немецком концлагере. Отец моей собеседницы рассказывал, как на темя ледяной водой капали. Единственное отличие от фашистских концлагерей — крематория не было.
— Люди для строек Советского Союза были нужны, — говорит рязанка. — На фабриках, заводах, в лесу, на железной дороге — везде работали заключённые. Разутые и раздетые, на баланде... Бесплатная рабочая сила. Одни погибали, других гнали на их место. Отец рассказывал: гонят заключённых по мосту через реку, отделяют священников, толкают в воду и на лету стреляют в них... Многих сажали на лодку и топили... И так умерли миллионы, на Дальнем Востоке и в Сибири земля костями дышит. Страшное время было. Поэтому мы и боремся за то, чтобы его никто не забывал и оно не повторилось.
Михаил Ширяев на заре Советского Союза посадил сад в колхозе, и до сих пор местные называют его Царёвым. Значит, память в народе живёт, и хочется верить, что красное колесо по нашей земле больше никогда не прокатится.
Юлия Верёвкина
"Панорама города" №45 от 5 ноября 2014 года