5 ноября 2014

Пятнадцатая дочь врага народа

... Торжественная линейка перед школой по случаю годовщины Октябрьской революции, учительница раздаёт второклассникам конфеты — по две в руки. Но ладошку одной девочки она будто не замечает и проходит мимо. Дети реагируют на такую несправедливость незамедлительно: «А как же Тома?» Учительница холодно объясняет: ребёнку врага народа конфеты не положены.

Юлия Верёвкина |
Пятнадцатая дочь врага народа

... Торжественная линейка перед школой по случаю годовщины Октябрьской революции, учительница раздаёт второклассникам конфеты — по две в руки. Но ладошку одной девочки она будто не замечает и проходит мимо. Дети реагируют на такую несправедливость незамедлительно: «А как же Тома?» Учительница холодно объясняет: ребёнку врага народа конфеты не положены.

 Screenshot_44.jpg

Тамара По­пова



«Я ни в чём не виноват»


31 октября — День памяти жертв политических репрес­сий. Для рязанки Тамары По­повой эта дата означает очень много. Ведь каждый день её детства был наполнен отчаян­ной борьбой за выживание — с того момента, как отца за­брали сотрудники НКВД.


Михаил Гаврилович Ширя­ев, 1895 года рождения, про­шёл Первую мировую, потом воевал за революцию. В род­ном селе в Тамбовской губер­нии он организовал колхоз, и, причём образцовый: к нему приезжали из соседних обла­стей, чтобы перенять опыт.


— Говорящий факт: отец вы­давал людям зарплату — и это в 20-е годы! рассказывает рязанка.Конечно, в такой колхоз шли с удовольствием. Однажды на общем собрании колхозники, люди простые, не зная, как выразить благодар­ность, сказали про отца: «Это наш советский царь». Прозви­ще прижилось, папу так и зва­ли: Царь, а маму — Царица.


Когда началось раскулачи­вание, Михаила Гавриловича признали середняком, не тро­нули. Но потом позвали рабо­тать в райком партии. Он же не мог принять это предложе­ние, так как был верующим и ходил в храм. С этого момен­та тучи над семьёй Ширяевых и начали сгущаться.


У родителей было 15 де­тей, и я младшая,продол­жает Тамара Михайловна.Но 12 умерли в раннем дет­стве от болезней, лечить ко­торые раньше не умели: скар­латины, кори, дизентерии и прочих. А выжили два сына, седьмой и двенадцатый, и я. 16 декабря 1937 года, когда пришли за папой, мне было две недели. Отца прямо с ра­боты забрали. Мама полоска­ла на речке детские пелёнки, когда прибежал мой старший брат, Женя, и крикнул, что па­пу увозят. Мама догнала отца, которого уводили сотрудники НКВД. Он сказал ей: «Полина, меня отпустят — я ни в чём не виноват». Его не отпустили.


На сладкое - берёзовые листья


И в тот же день у семьи ото­брали дом. Родственники боя­лись брать Полину Ширяеву с детьми к себе. Первое время семья жила в бане, потом со­седи выделили им домик.


Тамара Михайловна основ­ным ощущением своего дет­ства называет унижение. Что бы в селе ни произошло — ок­но разобьют или ещё как на­бедокурят, всегда вину свали­вали на её старшего брата.


— Бывало, колхозный брига­дир зайдёт в избу и на Жень­ку показывает: «Вслед за от­цом пойдёшь!» Брата на фронт забрали до срока со словами: «Отец сидит, ну а ты воюй!», говорит рязанка.


Время было голодное и хо­лодное. Дрова возить из ле­са запрещалось. Если ловили нарушителей, отбирали сан­ки, пилу и топор. Печь топи­ли в основном хворостом. Ели гнилую картошку и лебеду, не могли дождаться весны, когда можно будет поесть щавеля и берёзовых листьев. Рязанка уверена: сейчас люди живут хорошо. Уж она-то знает, ко­гда плохо...


— Мою маму гоняли на ло­шади возить сено на ферму из стогов, которые были в ле­су, — вспоминает Тамара Ми­хайловна. Как-то раз охап­ку она привезла себе. Хотели посадить. Как страшный сон: мы с братиком Витей кричим, плачем, мама на коленях пе­ред комиссией из района. Но председатель сельсовета её пожалел, спас. И не однажды. Он разрешил маме забирать горсть колосков на жатве. Она спросила, как это можно сде­лать, ведь работниц заставляли разуваться, чтобы прове­рить, не спрятал ли кто в лап­тях колоски. А председатель посоветовал отставать всякий раз, чтобы он мог успеть по­вернуть комиссию назад. Бла­годаря добрым людям и вы­живали.


Михаил Гаврилович пробыл в лагере политзаключённых в городе Котласе в Архангель­ской области 10 лет. Вернул­ся в 1948 году. И всю ночь в дом Ширяевых шли односель­чане — посмотреть на челове­ка, пришедшего оттуда, отку­да не возвращаются.


Тамаре Поповой запомни­лось, что отец раздобыл в до­роге комок сахара и положил его на стол. Когда к утру люди разошлись, он заметил, что дочка не отрывала глаз от го­стинца, и спросил почему.


— Я сказала: «Папа, ты по­думай, что такое: снег столь­ко времени в избе лежит и не тает», — рассказывает Тамара Попова. — И отец заплакал.


У Белого моря


Первое время Михаил Гав­рилович рассказывал о пере­житом лишь жене, и шёпотом. После смерти Сталина делил­ся воспоминаниями и с деть­ми. В любое время года еже­дневно из лагеря гнали этап на Белое море — доставать со дна затонувший лес. Кто раз нырнул за брёвнами, не воз­вращался — все погибали. В этап попадал и Ширяев, но в последний момент его остав­ляли на берегу.


— Отца спасла сильнейшая физическая закалка, — счита­ет Тамара Попова.Он очень много работал, выполнял нор­му пятерых. Поэтому папу и оставляли при лагере. Рабо­ты были разные. Вот хоть гри­бы посылали собирать. Днём их складывали в кучи, накры­вали, а ночью арестантов от­правляли за ними. Одну про­пустишь — расстрел.


И это не единственный при­мер издевательств над узни­ками. Политзаключённых сто­рожили уголовники, которые имели право стрелять. Обыч­ной их забавой было вышибание котелков с баландой из рук осуждённых. Арестантов каждый день, даже в дождь и в снег, строили на улице и за­ставляли подолгу вставать и ложиться без перерыва. Зача­стую люди ложились и больше не вставали... Истязали, точно в немецком концлагере. Отец моей собеседницы рассказы­вал, как на темя ледяной во­дой капали. Единственное от­личие от фашистских концла­герей — крематория не было.


— Люди для строек Совет­ского Союза были нужны, — говорит рязанка. На фабри­ках, заводах, в лесу, на желез­ной дороге — везде работали заключённые. Разутые и раз­детые, на баланде... Бесплат­ная рабочая сила. Одни поги­бали, других гнали на их ме­сто. Отец рассказывал: гонят заключённых по мосту через реку, отделяют священников, толкают в воду и на лету стре­ляют в них... Многих сажали на лодку и топили... И так умерли миллионы, на Дальнем Восто­ке и в Сибири земля костями дышит. Страшное время бы­ло. Поэтому мы и боремся за то, чтобы его никто не забы­вал и оно не повторилось.


Михаил Ширяев на заре Со­ветского Союза посадил сад в колхозе, и до сих пор местные называют его Царёвым. Зна­чит, память в народе живёт, и хочется верить, что красное колесо по нашей земле боль­ше никогда не прокатится.

 

 

Юлия Верёвкина

"Панорама города" №45 от 5 ноября 2014 года

Читайте также
Загрузить еще
1 ... 38 39 40 41 42 ... 78