24 июня 2013

Прорицатель Авель - его жизнь и пророчества

Много я слышу разных пророчеств со слов своих соплеменников. И все эти пророчества связывают то с Ностардамусом, то с Вангой, то с шаманом каким то дальнородным, ну или неким политическим прорицателем и гороскопщиков типа Глобы...

Прорицатель Авель - его жизнь и пророчества

Много я слышу разных пророчеств со слов своих соплеменников. И все эти пророчества связывают то с Ностардамусом , то с Вангой, то с шаманом каким то дальнородным, ну или неким политическим прорицателем и гороскопщиков типа Глобы...

Забавно мне это  и обидно . Доколе не будет у нас пророков в своем Отечестве? Что мы ищем за морем и у народов заморских, когда есть свои пророки и не просто вещие но еще и святые земли Русской, кои давно предупредили нас о том , что может нас ждать.

Может ? Да именно может, так как как написанно : Пророк ЛОПОЧЕТ. Господь ПРОРОЧЕТ.

ПРИВОЖУ ВАШЕМУ ВНИМАНИЮ ОПИСАНИЕ ЖИЗНИ РУССКОГО ПРОРОКА МОНАХА АВЕЛЯ. СУДИТЕ САМИ.

Печатается по книге "Житие Преподобного АВЕЛЯ Прорица-теля", издание Свято-Троицкого Ново-Голутвина женского мо-настыря, г.Коломна, 1995 год. 

Истоки

Монах Авель, в миру Василий Васильев, родился в марте месяце 1757 года в деревне Акуловой в Алексин-ском уезде Тульской губернии. Родители его были кре-постные крестьяне, занимались земледелием и коно-вальной работой, научили тому и своего отрока. "Он же о сем мало внимаша, а больше у него внимание бы-ло о Божестве и о Божественных судьбах". Когда ему было еще 10 лет от роду, то и начал он размышлять, чтобы оставить дом отца своего с тем, чтобы идти ку-да-либо в пустыню на службу Богу. Притом, слышав во Евангелии слово Христа Спасителя: "И всякий, иже оставит... или отца, или матерь, или жену, или чада, или села, имени Моего ради, сторицею приимет и жи-вот вечный наследует" (Мф.19, 29), - он, внемля сему, еще больше начал думать о том и искал случая для ис-полнении своего намерения.

 

"Будучи уже 17-ти лет, он начал обучаться Российс-кой грамоте, а потом учился и плотничной работе. По-няв частию грамоте и того ремесла, ходил он по раз-ным для работ городам и был с прочими в Кременчуге и Херсоне при строении кораблей. В Херсоне откры-лась заразительная болезнь, от которой многие люди, да и из его артели товарищи, начинали умирать, чему и он был подвержен; то и давал он Богу обещание, еже-ли его Богу угодно будет исцелить, то он пойдет вечно Ему работать в преподобии и правде, почему он и выз-доровел, однакож и после того работал там год. По возвращении же в свой дом стал он проситься у своего отца и матери в монастырь, сказав им вину желания своего; они же, не разумив его к Богу обета, его от себя не отпускали. Он же, будучи сам недоволен, помышлял, как бы ему к исполнению своего намерения уйти от них тайно, и чрез несколько времени взял он плакат-ный пашпорт под образом отшествия из дому для ра-боты, пошел в 1785 году в Тулу, а оттуда чрез Алексин, Серпухов, Москву, пришел в Новгород, из коего водою доехал до Олонца, а потом пришел к острову Валааму, с коего и переехал в Валаамский монастырь", где и принял постриг с именем Адама. Он прожил там толь-ко год, "вникая и присматривая всю монастырскую жизнь и весь духовный чин и благочестие". Затем взял благословление от игумена "и отыде в пустыню, ко-торая на том же острове недалеча от монастыря, и все-лился един". И начал он "в той пустыни прилагать тру-ды ко трудам, и подвиг к подвигу; и явися к нему от то-го ему многия скорби и великия тяжести, душевныя и телесныя. Попусти Господь Бог на него искусы, вели-кие и превеликие, и едва в меру ему понести; посла на него темных духов множество и многое: да искуситься теми искусами яко злато в горниле". Все это преодолел мужественный пустынник. И "Господь же видя раба Своего такую брань творяща с безплотными духами и рече к нему, сказывая ему тайная и безвестная, и что будет ему и что будет всему миру: и прочая таковая многая и множество".

"И от того время, - повествует древнее о нем житие, - отец Авель стал вся познавать и вся разумевать"; и пророчествовать. Вернулся в Валаамский монастырь, но, прожив там недолго, стал ходить по разным монас-тырям и пустыням. Предпринял он поход в Царь-град чрез города Орел, Сумы, Харьков, Полтаву, Кременчуг и Херсон. За 9 лет он обошел многие "страны и грады, сказывал и проповедовал волю Божию и Страшный Суд Его". Наконец пришел он на реку Волгу и посе-лился в Николо-Бабаевском монастыре Костромской епархии. Послушание в той обители было отцу Авелю: "в церковь и в трапезу, и в них петь и читать, а между тем писать и читать, и книги сочинять". И написал он в этой обители "книгу мудрую и премудрую", хотя че-ловек он был "простой, без всякого научения, и видом угрюмый". А написано было в ней о Царской Фами-лии.

Книгу эту отец Авель показал настоятелю, а тот его вместе с книгой проводил в консисторию (Консистория (лат.) - епархиальное присутственное место, под нача-лом архиерея. - ред.). Из консистории его направили к преосвещенному Павлу, епископу Костромскому и Га-лицкому. Авель сказал епископу, что "книгу свою пи-сал сам, не списывал, а сочинял из видения; ибо, буду-чи в Валааме, пришел к заутрене в церковь, равно как бы Павел апостол восхищен был на небо и там видел две книги и что видел, то самое и писал, но никому своего сочинения не разглашал". А архиерей сказал ему: "Сия твоя книга под смертную казнию", - и сняв с Авеля монашеское одеяние (на основании указа 19-го октября 1762 года) для исследования и поступления по законам, за крепким караулом представил его в Кос-тромское наместническое правление. "Губернатор же и советники его приняли отца Авеля и книгу его и ви-деша в ней мудрая и премудрая, а наипаче написано в ней царские имена и царские секреты. И приказали его отвезть в костромской острог". Из костромского ос-трога отца Авеля под караулом отправили в Петер-бург.

В Тайной Экспедиции, 5-го марта 1796 г., Авель дал следующие показания.

"Вопрос: Какой тебе год, и откуда был глас, и в чем он состоял?

Ответ: ...Был ему из водуха глас: иди и рцы ей северной Царице Екатерине: царствовать она будет 40 годов. Посем же иди и рцы смело Павлу Петровичу и двум его отрокам, Александру и Константину, что под ними бу-дет покорена вся земля. Сей глас слышен им был в 1787 году в марте месяце. Он при слышании сего весь-ма усумнился и поведал о том строителю и некоторым благоразумным братиям.

Вопрос: Отобранныя у тебя тетради, писанныя полу-уставом, кто их писал, ...с каким ты намерением такую нелепицу писал, которая не может быть ни с какими правилами согласна? Кто тебя к сему наставил и что ты из сего себе быть чаял?

Ответ: Означенныя полууставныя книги писал я в пус-тыни, которая состоит в костромских пределах близ села Колшево (помещика Исакова) и писал их наедине. ...Девять лет как принуждала меня совесть всегда и не-престанно об оном гласе сказать Ея Величеству и их Высочествам; ...почему вздумал написать я те тетради и первые две сочинил в Бабаевском монастыре в десять дней, а последния три в пустыни".

Есть известие, что Авеля водили и к самому гене-рал-прокурору графу Самойлову. Тот прочел в книге, что Авель через год предсказывает скоропостижную смерть царствовавшей Екатерине Второй, за что ударил его по лицу и сказал: "Как ты, злая глава, смел писать такие слова на земного бога". "Отец же Авель стояше перед ним весь в благости, и весь в Божествен-ных действах. И отвещавая к нему тихим гласом и сми-ренным взором, рече: "Меня научил писать эту книгу Тот, Кто сотворил небо и землю, и вся яже в них". Ге-нерал подумал, что перед ним просто юродивый, и по-садил его просто в тюрьму, но все-таки доложил о нем Государыне.

Услышав год и день своей кончины, Екатерина Вто-рая была в истерике. В результате 17-го марта 1796 го-да вышел указ: "Поелику в Тайной Экспедиции по следствию оказалось, что крестьянин Василий Василь-ев неистовую книгу сочинял от самолюбия и мнимой похвалы от простых людей, что в непросвещенных могло бы произвести колеблемость и самое неустрой-ство, а паче что осмелился он вместить тут дерзновен-нейшие и самые оскорбительные слова, касающиеся до пресветлейшей особы Ея Императорского Величества и высочайшего Ея Величества Дома, в чем и учинил соб-ственноручное признание, а за сие дерзновение и буй-ственность, яко богохульник и оскорбитель высочай-шей власти, по государственным законам, заслуживает смертную казнь; но Ея Императорское Величество, об-легчая строгость законных предписаний, указать соиз-волила оного Василия Васильева вместо заслуженного ему наказания посадить в Шлиссельбургскую крепость с приказанием содержать его под крепчайшим карау-лом так, чтоб он ни с кем не сообщался, ни разговоров никаких не имел; на пищу же производить ему по де-сяти копеек в каждый день, а вышесказанные, писан-ные им бумаги запечатать печатью генерал-прокурора, хранить в Тайной Экспедиции".

"...И был заключен Авель в Шлиссельбургскую кре-пость, по именному повелению Государыни Екатери-ны. И был он там всего времени - десять месяцев и десять дней. Послушание ему было в той крепости: молиться и поститься, плакать и рыдать, и к Богу сле-зы проливать... И проводил тако время отец Авель до смерти Государыни Екатерины. И после того еще со-держался месяц и пять дней...

...И воцарился сын ея Павел"...

Таинственное письмо.

...Павел ограничивает применение телесных наказа-ний, запрещая подвергать им достигших семидесяти-летнего возроста. Велико же было его неудовольствие, когда в связи со слухами о полной отмене телесного наказания, одно из дворянских депутатских собраний, - в силу своего права непосредственного обращения к Государю Императору о пользе и нуждах государства, - представил ему на благоусмотрение свое мнение, что Русский народ еще де не дозрел для отмены телесного наказания. В тот же день, Император Павел изменяет привелегию, по которой дворянство освобождалось от телесного наказания. Осужденные за уголовные прес-тупления дворяне впредь от него не освобождаются...

...Павел Первый приказывает перелить в монету дворцовые серебряные сервизы, дабы поддержать со-вершенно истощенную в правление Екатерины казну. Он говорит, что сам будет есть на олове до тех пор, по-ка Русский рубль не дойдет до своего курса...

...Ни свет - ни заря, с пяти утра, Император уже на ногах. И всех заставляет работать по своему неугомон-ному примеру. Вот он на вахтпараде. Вот он внезапно на учении то в одном, то в другом полку - при любой погоде, при любом морозе. Кует боевую мощь своей Русской Армии. Беспощадно метет нерадивых со служ-бы ослушников своей воли...

Павел Первый значительно улучшает материальное положение Духовенства, способствуя всемерно подня-тию нравственного уровня и авторитета его в народе...

Отдельно стоит сказазать о царском заповедном ящике у Зимнего дворца, ключ от коего находится у не-го лично, куда и первый сановник и последний просто-людин могут бросить свои прошения, обратиться к не-посредственной царской защите или милости - работа-ет без устали. Поздно вечером Император лично отпи-рает его и несет ворох прошений в свой кабинет, заси-живается за ним далеко за полночь, а иногда и всю ночь напролет...

"В первый год царствования Павла, - говорит А.И. Тургенев, - народ блаженствовал, находил суд и рас-праву над обидчиками без лихоимства, никто не осме-ливался грабить, угнетать его, все власть предержащия страшились ящика..."

Но между троном и народом, к сожалению, сущес-твовало то окружение Павла Первого, это те неверные царедворцы "из которых, по выражению Растопчина, каждый заслуживал быть колесованным без суда". Из них не столь боевые екатерининские орлы клекотали, сколь шипели екатериниские змеи. Павел отлично знал цену и придворным екатерининским змеям, и высшему обществу. "Вы знаете, какое у меня сердце, но не зна-ете, что это за люди. Я же знаю, как ими управлять нужно", - говорил Павел еще в бытность свою Наслед-ником Цесаревичем. Немало пришлось потерпеть ему от змей - с детства и до восшествия на престол.

Что греха таить: великая Императрица была Екате-рина, но плохая мать. В Павле Петровиче она видела скорее не родного сына, а третьего и последнего свое-го соперника из законных императоров. Два других - Император Иоанн Антонович и Петр Третий, - как и Павел, были устранены от престола путем дворцовых переворотов. И акт посмертного коронования Павлом Первым своего отца полон символического урока дворцовым заговорщикам всех царствований...

Задача Павла была нелегка. Тем более, что во избе-жание коренной ломки, к которой совершенно не была готова Россия, он вынужден был перенять Екатеринин-ский аппарат управления, лишь отчасти заменив глав-ных должностных лиц.

Когда вместо генерала Самойлова в Сенате был поставлен князь Куракин, то в секретных делах он на-шел книгу, которую написал отец Авель, и был пора-жен верностью предсказания. И, как отмечено в "Деле о крестьянине Василье Васильеве", "12-го декабря Шлиссельбургский комендант Колюбякин получил письмо от нового генерал-прокурора князя А.Б. Кура-кина, в котором объявлялось высочайшее повеление прислать в Петербург арестанта Васильева, с прочих же всех, на ком есть оковы, снять.

Государь беседовал с загадочным прорицателем и "спрашивал у него по секрету, что ему случится".

 ************

В зале был разлит мягкий свет. В лучах догоравшего заката, казалось, оживали библейские мотивы. Вокруг царила тишина и торжественность.

ПРОРОЧЕСТВА О ДЕРЖАВЕ РОССИЙСКОЙ

Пристальный  взор Императора Павла Петровича встретился с кроткими  глазами стоявшего пред ним монаха Авеля.  В  них как в зеркале отражались любовь, мир и отрада. Государю сразу полюбился этот, весь овеянный смирением, постом и молитвою, загадочный инок. Ласково улыбнувшись, Император Павел Петрович милостиво обратился к иноку  Авелю с вопросом, как давно он принял постриг  и в каких монастырях спасался.

- Честный отец, - промолвил Император, - о тебе говорят, да  я  и сам вижу, что на тебе явно почиет благодать Божия.  Что  скажешь  ты о  моем царствовании  и судьбе моей? Что  зришь  ты  прозорливыми очами о роде моем во мгле веков и о Державе Российской?  Назови поименно преемников моих  на  престоле  Российском,  предреки и их судьбу, как пред Истинным Богом.
- Эх, Батюшка-Царь! - покачал головой Авель, - почто себе печаль  предречь меня понуждаешь?..
- Говори! Все говори! Ничего не утаивай! Я не боюсь, и ты не бойся.
- Коротко будет царствование твое, - начал излагать старец, - и  вижу я, грешный, лютый конец твой. На Софрония Иерусалимского от неверных слуг мученическую кончину приемлешь, в опочивальне своей удушен  будешь  злодеями, коих греешь ты на царственной груди своей. Сказано бо есть в Евангелии: "И враги человеку домашние Его". В Страстную субботу погребут тебя... Они же, злодеи  сии, стремясь  оправдать свой великий грех цареубийства,   возгласят тебя безумным,  будут  поносить  добрую память твою.  Но народ Русский  чуткой душой своей поймет и оценит тебя и к гробнице твоей понесет скорби свои, прося  твоего  заступничества  и  умягчения сердец неправедных  и  жестоких.  Число лет  твоих  подобно счету букв изречения над вратами твоего замка, в коем воистину обетование и о Царственном роде твоем: "Дому Твоему  подобает святыня, Господи, в долготу дний" (Пс. 92;5)...
- Девиз сей получил  я в особом откровении, совместно с повелением воздвигнуть собор во имя Святого Архистратига Михаила, где ныне воздвигнут  Михайловский замок. Вождю Небесных воинств посвятил я и замок, и церковь.
- А  пошто,  Государь,  повеление  Архистратига Михаила не исполнил в точности? - сказал Его Величеству Авель со смирением. Ни цари, ни народы не могут менять волю Божию...  Зрю в  нем  преждевременную  гробницу  твою,   благоверный  Государь.  И резиденцией  потомков  твоих, как  мыслишь, он  не  будет... О судьбе же Державы Российской было в молитве откровение мне о трех  лютых  игах:  татарском,  польском и грядущем еще жидовском...
- Что? Святая Русь под игом жидовским?  Не быть сему вовеки! - гневно нахмурился Император Павел Петрович. Пустое болтаешь, черноризец...
- А  где татары,  Ваше Императорское  Величество?  Где поляки?  И с игом жидовским то же будет. О том не печалься, Батюшка-Царь: христоубийцы  понесут свое...
- Что ждет Преемника моего, Цесаревича Александра?
- Француз Москву при нем спалит, а он Париж  у  него  заберет и  Благословенным наречется.   Но  невмоготу  станет  ему  скорбь тайная,  и  тяжек покажется ему венец царский. Подвиг служения  царского заменит он подвигом поста и молитвы.  Праведен будет он в очах Божиих: белым иноком в  миру  будет.  Видал  я  над  землей  Русской звезду великого угодника Божия. Горит она, разгорается. Подвижник  сей  и  претворит всю судьбу Александрову...
- А кто наследует Императору Александру?
- Сын твой Николай...
- Как? У Александра не будет сына? Тогда Цесаревич Константин.
- Константин царствовать не восхощет, памятуя судьбу твою, и от мора кончину приемлет. Начало же правления сына твоего Николая дракою, бунтом вольтерьянским зачнется. Сие будет семя злотворное, семя пагубное для России. Кабы  не  благодать Божия, Россию покрывающая, то... лет через сто примерно после  того  оскудеет  Дом Пресвятыя Богородицы, в мерзость запустения Держава Российская обратится.
- После сына моего Николая на престоле Российском кто будет?
- Внук твой, Александр Вторый, Царем-Освободителем преднареченный. Твой  замысел исполнен будет: крепостным он свободу даст,  а  после  турок побьет и славян тоже освободит  от  ига  неверного.  Не простят  жиды  ему  великих  деяний,  охоту на него начнут, убьют среди  дня  ясного в столице верноподданной отщепенскими руками. Как и ты, подвиг служения своего запечатлеет он кровию царственною, а на крови  Храм воздвигнется...
- Тогда-то и начнется тобой реченное иго жидовское?
- Нет еще. Царю Освободителю наследует  сын  его, а  твой правнук, Александр Третий, Миротворец истинный. Славно будет царствование его. Осадит крамолу окаянную, мир и порядок наведет он. А только недолго царствовать будет.
- Кому передаст он наследие Царское?
- Николаю Второму - Святому Царю, Иову Многострадальному подобному. Он будет иметь  разум  Христов, долготерпение и чистоту голубиную. На венец терновый сменит он корону царскую... Он искупитель будет, искупит собой народ свой - Безкровной Жертве подобно.  Война будет, первая  великая  война, мировая... По воздуху люди, как птицы, летать будут, под водою  как рыбы, плавать, серою зловонною  друг друга истреблять  начнут.  Измена  же  будет расти  и  умножаться. Накануне  победы рухнет трон Царский. И предан будет праправнук твой, как некогда  Сын Божий на пропятие. Многие потомки  твои  убелят одежду кровию Агнца такожде.  Мужик с топором возьмет  в безумии  власть, но  и  сам опосля восплачется. Наступит воистину казнь египетская. Горько зарыдал старец Авель и сквозь слезы тихо продолжал:
- Кровь и слезы напоят  сырую землю.  Кровавые реки потекут. Брат на брата восстанет. И паки: огнь, меч, нашествие иноплеменников и  враг внутренний,  власть  жидовская. И  там гибель, и тут, и бежать некуда. Дым пожаров и пепелища, все живое разседается. Мертвые  пустыни  кругом.  Ни  единой  души  человеческой,  ни  твари животной.  Ни дерева,  ни трава  не  растут даже... И будет жид скорпионом  бичевать Землю Русскую, грабить святыни ее, закрывать Церкви Божии, казнить лучших людей русских. Сие есть попущение Божие,  гнев Господень за отречение России от своего Богопомазанника!  А то  ли еще  будет! Ангел Господень изливает новые чаши бедствий, чтобы люди в разум пришли.  Две войны одна горше другой будут. Новый  Батый  на Западе поднимет руку. Народ промеж огня и пламени... Но от лица земли не  истребится, яко довлеет ему молитва умученного Царя!

- Уже ли сие есть кончина Державы Российской и несть и не будет спасения? - вопросил Государь Павел Петрович.

- Невозможное  человекам,  возможно  Богу, - ответствовал  Авель - Бог  медлит с помощью, но  сказано, что  подаст  ее  вскоре  и  воздвигнет рог спасения русского. И восстанет в изгнании из рода твоего Князь  Великий, стоящий за сынов народа своего. Сей будет Избранник Божий, и на главе его благословение. Он  будет един  и всем понятен, его учует самое сердце русское. Облик  его  будет  державен и светел, и никто же речет: "Царь здесь или там", но все: "Это он".  Воля  народная  покорится милости Божией,  и он сам подтвердит свое призвание... Имя  его трикратно суждено Истории Российской. Два тезоименитых уже были на Престоле, но не Царском. Он же воссядет на Царский, как третий.  В нем Спасение  и  Счастье Державы Российской.  Пути иные сызнова были бы на русское горе...  И  чуть  слышно, будто  боясь, что тайну подслушают стены, старец Авель нарек самое имя.
- Страха темной силы ради, имя сие да пребудет сокрыто до времени...
Помазанник Божий внимал словам гонимого пророка и верил, что "пророческое видение, которое видел он, сбудется  после  многих дней, и он пророчествует об отдаленных временах" (Иезек. 12;27).
- Велика будет  потом  Россия, сбросив иго жидовское, - предсказал монах Авель далее. Вернется  к  истокам  древней жизни  своей, ко  временам Равноапостольного, уму-разуму научится бедою кровавою. Свершатся надежды русские: на Софии в Цареграде воссияет крест православный. Дымом  фимиама  и молитв наполнится и процветет, аки крин небесный. Великая судьба предназначена России. Оттого и пострадает она, чтобы очиститься и возжечь свет во откровение языков...

.

В глазах Авеля горел пророческий огонь, нездешней си-лы. Вот упал один из закатных лучей солнца, и в диске света пророчество его вставало в непреложной истине.

Император Павел Петрович глубоко задумался, и в глазах его, устремленных вдаль, как бы через завесу гря-дущего, отразились глубокие переживания царские.

- Ты говоришь, что иго безбожное нависнет над моей Россией лет через сто. Прадед мой, Петр Великий, о судьбе моей рек то же, что и ты. Почитаю и я за благо о том, что ныне ты предрек мне о потомке моем, Нико-лае Втором, предварить его, дабы пред ним открылась книга судеб. Да ведает правнук свой крестный путь, сла-ву страстей и долготерпения своего. Запечатлей же, преподобный отец, реченное тобою, изложи все пись-менно. Я же на предсказание твое наложу печать и до правнука моего писание твое будет нерушимо хранится здесь, в Гатчинском дворце моем. Иди, Авель, и молись неустанно в келии своей о мне, роде моем и счастье на-шей Державы.

И, вложив представленное писание Авелево в конверт, на оном собственноручно начертать соизволил: "Вс-крыть Потомку Нашему в столетний день Моей кончи-ны".

Павел не задумывался над крутыми мерами, чтобы обуздать общество. Можно себе представить всю злобу и ненависть современников. Все мероприятия его, как бы хороши и полезны они ни были, в глазах общества никуда не годились, подвергались резкой критике, осуждению, высмеиванию. На каждом шагу распоря-жения Павла искажались до неузнаваемости. Зачастую ему доносилось одно, а делалось его именем совершен-но другое, - делалось все, чтоб вызвать недовольство и нарекания. Тайный саботаж, интриги, клевета, сплетни сыпались как из рога изобилия.

Свысока, иронически отнеслось, разумеется, общес-тво и к "праздной Мальтийской затее", в чем сослепу усмотрело не более, как новую игру в солдатики. 4 ян-варя 1797 года Император Павел Первый, как извест-но, принял под свое покровительство Орден Мальтий-ских рыцарей, а 2 ноября 1798 года, по их просьбе, воз-ложил на себя звание Магистра Ордена. Благодоря этому Россия твердой ногой становилась на Средизем-ном море, где, к тому же, тогда господствовал блиста-тельный Павловский флот под флагом адмирала Уша-кова, одного из гениальных флотоводцев всемирной истории. На подобную критику своих действий, вправе был Император Павел Петрович ответить обществу словами Иоанна Грозного:

"Не на день я, не на год устрою Престол Руси, но в долготу веков; и что вдали провижу я, того не видеть вам куриным вашим оком."

Перемена Русской мировой политики и намечавше-еся сближение с Наполеоном возбудило новый поток ярости против Павла. Общество, столь увлекшееся французской революцией, поголовно все якобинствую-щее, вдруг сплачивается в единодушном протесте про-тив возможного союза с Францией. Столь нелепое на первый взгляд противоречие объясняется очень просто: здесь играли роль узко-личные интересы, в смысле ком-мерческих отношений с Англией, на которых устройст-вом различных финансовых оборотов, благодаря сво-им связям, подрабатывали немалую толику многие представители петербургского общества. Во время Павла Первого, как потом и при Александре, Россия была покрыта сетью английских торговых представи-тельств, и английское влияние было очень велико. Яко-бинизм - якобинизмом, а денежки - денежками, для многих же якобинцев разрыв с Англией в денежном смысле означал полную катастрофу. В высших сферах большую роль тогда играл английский посол сэр Чарльз Уитвор, находившийся в очень тесных отноше-ниях с великосветской красавицей Ольгой Алексан-дровной Жеребцовой, урожденной Зубовой, родной сестрой трех братьев - убийц Императора Павла Пет-ровича - Платона, Николая и Валериана. Если мы при-помним, что Тильзитский мир с Наполеоном в 1807 го-ду едва не послужил причиной заговора против Алек-сандра и нового дворцового переворота, а также то, что Жеребцова открыто заявляла, что для нее англий-ские интересы ближе Русских, в чем ей хором вторило и все собиравшееся у нее общество - картина нравов в особых комментариях нуждаться не будет...

"Составилось общество великих интриганов, - пи-шет Растопчин в феврале 1801 года графу Кучубею, - во главе с Паленом, которые хотят разделить между со-бой должности, как ризы Христовы, и имеют в виду ос-таться в огромных барышах, устроив английские де-ла..."

Павел же, как истый (истинный) Самодержец Божи-ей милостию, прежде всего памятовал о пользе и благе вверенной ему Державы. Его девизом, как личным, так и всего царствования, справедиво считать надлежит надпись на рубле-крестовике: "Не нам, не нам, а имени Твоему..."

Разве не красив, не полон ли рыцарской чести от-важно брошенный Павлом Наполеону вызов на поеди-нок, по его предположению имевший заменить собой общее кровопролитие и жертвы с обеих сторон? Напо-леон уклонился от вызова, но как никто иной оценил этот благородный порыв, и в то время, как великосвет-ское общество втайне осмеивало своего Государя, про-никся к нему глубоким уважением. Гений Наполеона сразу учел, что означало бы иметь другом и союзником такого идеалиста-Царя.

Император Павел Петрович был готов на реши-тельную борьбу с французской революцией: "Ни каких прибылей ради, а во имя священного принципа." Мо-нарший долг диктовал Павлу восстановить порядок во Франции и тем предотвратить угрозу мирового пожа-ра. И он напутствовал Суворова, отправлявшегося в свой знаменитый поход, знаменательными словами: "Иди, спасай Царей..."

Однако в лице союзников Павла ждало большое ра-зочарование. Завистливая и своекорыстная политика их сказывалась на каждом шагу, мешая святой цели. Им был более на руку революционный хаос, чем воз-вышение Наполеона, ставшего поперек всех планов по расхищению Франции. Не во имя революции Наполе-он скрестил с ними свою гордую шпагу, но за обездо-ленную родину. Гибким государственным умом своим Павел все рассчитал безошибочно. Он понял, что с На-полеоном революция во Франции почти кончается, но что союзники не прочь и дальше использовать Россию как слепое орудие в своей игре. И не желая жертвовать кровью Русского солдата ради подобных союзников, решил, что союз с Наполеоном будет много выгоднее для России. 4 ноября 1800 года он вступает в коалицию против Англии...

Кто знает, как развернулись бы последующие стра-ницы всемирной истории, не будь убит Павел. Быть может, союз Павла Первого с Наполеоном крепко установил бы то мировое политическое равновесие, ко-торое тщетно пытаются достичь и по настоящее вре-мя... Наполеон был ошеломлен известием о цареубийс-тве 11 марта, нарушавшим все его планы.

Смертным приговором для Императора Павла Пет-ровича стал поход на Индию, предпринятый по согла-шению с Наполеоном, который самолично разработал план этого похода. Для этой цели Наполеон предо-ста-вил сильный экспедиционнвй корпус. Император Па-вел Первый решил двинуть в авангарде двадцать пять тысяч донских казаков, под начальством генерала Ор-лова. "Предпровожаю карты, которые имею - писал Павел командиру казачьего корпуса. - Вы дойдете только до Хивы и Аму-Дарьи". Заговорщики решили использовать этот казачий поход в своих целях и зару-читься английской активной поддержкой для осущест-вления дворцового переворота. В самой же Англии ца-рила тревога...

Неоднократно Павел осведомлялся, всем ли обеспе-чены казаки, и каждый раз получал утвердительный ответ и сведения об успешном их продвижении. На де-ле же поход протекал совсем иначе, казаки сильно тер-пели от голода, холода и нужды во всем. В то время, как английский посол сэр Чарльз Уитворт незамедли-тельно имел копии всех донесений Орлова. От Импера-тора Павла Петровича неблагополучия похода из них упорно утаивались.

Заговор

В замкнувшемся кругу своих тайных врагов Импе-ратор Павел очутился один против всех. На каждом шагу его подстерегали измена, предательство и об-ман...

Штаб-квартира заговора - салон Ольги Алексан-дровны Жеребцовой, в доме графов Зубовых на Иса-акиевской площади, а за спиной ее друг - посол сэр Чарльз Уитворт. Сколько английского золота перешло в карманы заговорщиков нигде не приводится, но Ло-пухин свидетельствует о двух миллионах, розданных через Жеребцову участникам кровавого действа в ночь на 12 марта. Знать не безумная была царская голова, если враги оценили ее в два миллиона золотом...                             "...И взяли тридцать сребренников, цену Оцененного, Которого оценили сыны Израиля" (Мф. 27,9 ).

 Бешено работает заговор. Все пущено в ход, чтобы доказать всем и каждому, что "границы всего уже пе-рейдены, что больше нет никакой возможности тер-петь "выходки безумного Императора", и что так даль-ше продолжаться не может. Если не случится какого-либо чуда, неминуема полная катастрофа, И в дока-зательство - вымышленные подлые рассказы о Госуда-ре Императоре. На него клевещут, как на мертвого, вплоть до того, что он якобы временно страдал при-падками буйного помешательства. По рукам гуляют гнуснейшие стишки великосветского памфлетиста Ма-рина. Павла чернят за "вредный" союз с Наполеоном, обвиняют в намерениях извести все казачество. А чис-ло "уже погибших" казаков растет соответственно слу-хам и вскоре далеко превышает всю численность кор-пуса генерала Орлова, но над этим никто даже не заду-мывается...

Заговор разрабатывается до мельчайших подроб-ностей, включительно до яхты английского адмирал-тейства, вошедшей в Неву, чтобы принять на борт за-говорщиков в случае неудачи. Для роли будущих пала-чей над приговоренным Императором среди офицеров гвардии вербуется ряд забубенных (отчаянных, раз-гульных - сост.) голов.

"На мя шептаху вси врази мои, на мя помышляху злая мне" (Пс. 40).

В первую очередь обсуждается вопрос, как привлечь к заговору или, по крайней мере, добиться принципи-ального согласия Цесаревича Александра на дворцо-вый переворот, чтобы по свержении Императора Пав-ла иметь его как нового Императора в своих руках, а в случае провала понести наравне с ним возможно мень-шее наказание...

...Закончив трудовой день, перед отходом ко сну, Император Павел молится в своей опочивальне. С са-мого детства, под благотворным влиянием своей ба-бушки, Императрицы Елизаветы Петровны, он был глубоко верующим и набожным христианином. В быт-ность свою Наследником-Цесаревичем Павел часто проводил всю ночь в молитве. Хранившийся в Гатчине коврик, на котором он обычно молился, протерт коле-нями.

Горяча его молитва, сужденная быть предсмертным молением о Чаше. Душа рвется из земной оболочки на вечное слияние с Предвечным Богом. Миропомазанник просит о благе и счастье вверенного ему народа, а для себя сил и помощи

Уже крепким сном спит столица. Дремлет погру-женный во тьму Михайловский замок. Слегка освеще-ны лишь некоторые окна. Сквозь занавески светится слабый огонек и в Императорской опочивальне...

А заговорщики, отягченные винными парами после обильной попойки для храбрости, идут на свое дело. И вдруг бросаются врассыпную, напуганные громким карканьем вороньей стаи, внезапно взлетевшей с кры-ши Михайловского замка. И тех пор, по сказу народ-ному, ежегодно в час цареубийства, невесть откуда сле-тается стая воронов-оборотней - черных душ убийц Императора Павла Петровича...

...Убийц Императора Павла гнев Божий настиг по-разительно быстро: в течение ближайших лет боль-шинства из них уже не было в живых. В народе говори-ли, что царская кровь требует их на Суд Господень. Три главных цареубийцы - Николай Зубов, Беннингсен и Пален сошли с ума. Злостно ославили безумным Им-ператора Павла Петровича и сами кончили дни свои в безумии.

Полностью сбылось предсказание преподобного инока Авеля, сделанное им лично Императору Павлу Петровичу. За это предсказание инок Авель вещий, по распоряжению Санкт-Петербургского военного губер-натора, как только представилась такая возможность, был заточен в Петропавловскую крепость, как указы-валось, "за возмущение душевного спокойствия Его Ве-личества". В ней он пережил исполнение своего проро-чества, и при вступлении на престол Александра Пав-ловича отправили его в Соловецкий монастырь, а пос-ле и вовсе освободили...

По свидетельству других источников, когда отец Авель был представлен Императору Павлу, то тот спросил его, чего он желает. "Он же к нему отвещал: Ваше Величество, всемилостливейший мой благоде-тель, от юности мое желание быть монахом и служить Богу и Божеству Его. Государь же Павел поговорил с ним еще что нужно и спросил у него по секрету: что ему случится"...

14-го декабря 1796 года последовал рескрипт: "Всемилостивейше повелеваем содержащегося в Шлис-сельбургской крепости крестьянина Васильева освобо-дить и отослать, по желанию его, для пострижения в монахи (Авель был предварительно, еще в Костроме, расстрижен - сост.) к Гавриилу, митрополиту Новгрод-скому и С.-Петербургскому. Павел."

29-го декабря князь Куракин сообщил митрополиту Гавриилу высочайшее пожелание, чтобы Василий был пострижен как можно скорее...

В новый 1797 год Васильев подал через князя Ку-ракина следующую записку: "Ваше Императорское Ве-личество, всемилостивейший Государь! С сим, с ново-поступившим годом усердно поздравляю: да даст Гос-подь Бог Вам оный, а по оном и многие богоугодно и душеспасительно препроводить. ...Осмеливаясь свя-щенную особу Вашу просить о следующем: благоволи-те указом не в продолжительном времени посвятить меня в иеромонашеский чин, дабы я мог стоять во цер-кви у престола Божия и приносити Всевышнему Су-ществу жертву чистую и непорочную за Вашу особу и за всю Вашу Царскую Фамилию, да даст Бог Вам дни благоприятны и времена спасительны и всегда победу и одоление на враги и супостаты, ... остаюсь в ожида-нии благонадежным". 5-го января 1797 года князь Ку-ракин доложил это письмо Государю.

Отец же Авель прожил в Невском монастыре только один год. Отлучившись самовольно из Лавры, Авель очутился в Москве, где пророчествовал, что ему запре-тили и сослали обратно в монастырь. Там Авель снова принялся за сочинение прорицательных тетрадей, ко-торые на этот раз были посланы игуменом Назарием в Петербург к митрополиту Амвросию.

19-го марта 1800 года Амвросий, митрополит Пе-тербургский, уведомил генерал-прокурора Обольяни-нова о крестьянине Васильеве, постриженном в декабре 1796 года в Александро-Невском монастыре с нарече-нием ему имени Авеля и сосланном в 1798-м году в Ва-лаамский монастырь, следующее:

"Ныне онаго монастыря настоятель Назарий, с бра-тией, доносит мне о нем, Авеле, что ... нашли у него книгу, которая от него отобрана и ко мне представ-лена с найденными в ней листком, писанным Русскими литерами, а книга писана языком неизвестным".

Митрополит, видя в книге "написано тайная и без-вестная, и ничто же ему понятна", послал ее к генерал-прокурору. Вскоре Государь повелел взять с Валаама отца Авеля и заключить его в Петропавловскую кре-пость (вероятнее всего повелел не сам Император, а тот, кто давал распоряжения от его имени - сост.).

"И сожжет француз Москву..."

По вступлении на престол Императора Александра Павловича учреждена была комиссия для пересмотра прежних уголовных дел. Пересматривали и переписку об Авеле, оказалось, что он содержался в С.-Петер-бургской крепости с 26-го мая 1800 года за "разныя со-чинения его". В марте месяце 1801 года Авель был отослан к митрополиту Амвросию для помещения в монастырь по его усмотрению и им отослан в Соловец-кий монастырь. Позже, 17-го октября, Архангельский гражданский губернатор донес, что Авель, вследствие указа Священного Синода из-под стражи освобожден и отдан архимандриту в число прочих монашествую-щих.

Провел отец Авель на свободе год (1802-й), за кото-рый написал третью книгу, в которой было сказано, что Москва будет взята французами и сожжена, и вре-мя названо - 1812 год. Известие о книге дошло до Им-ператора, и приказано было заключить Авеля в Соло-вецкую тюрьму, пока не сбудутся его пророчества. И пришлось на этот раз Авелю просидеть десять лет и десять месяцев. Летопись так говорит о времени, про-веденным прозорливцем в тюрьме: "И видел в них доб-рая и недобрая, злая и благая, и всяческая и всякая: еще ж такие были искусы ему в Соловецкой тюрьме, кото-рые и описать нельзя"...

Москва, наконец, была взята Наполеоном, и в сен-тябре 1812 года Александр Первый, вспомнив, об Аве-ле и приказал князю А.Н. Голицыну написать в Солов-ки приказ освободить монаха. В приказе было написа-но: "Если жив, здоров, то ежал бы к Нам в Петербург. Мы желаем его видеть и нечто с ним поговорить." Письмо пришло на Соловки 1 октября, но соловецкий архимандрит, боясь, что Авель расскажет Царю о его (архимандрита) "пакостных действиях", отписал, что Авель болен, хотя тот был здоров. Только в 1813 году Авель мог явиться из Соловков к Государю, который "рад бысть ему до зела и начал его вопрошати о судь-бах Божиих".

И сказал ему прозорливец "вся от начала веков до конца".

Авеля велено было выпустить, снабдить его паспор-том, деньгами и одеждой. "Отец же Авель, видя у себя пашпорт и свободу во все края и области, и потече из Петербурга к югу и к востоку, и в прочия страны и об-ласти. И обшед многая и множество. Был в Цареграде и во Иерусалиме, и в Афонских горах; оттуда же паки возвратился в Российскую землю". Он поселился в Тро-ице-Сергиевой Лавре, жил тихо, разговаривать не лю-бил. К нему стали было ездить московские барышни с вопросами о дочерях да женихах, но инок отвечал, что он не провидец.

 Однако писать Авель не бросил. В письме к графине Прасковье Потемкиной он говорит, что сочинил для нее несколько книг, которые вскоре вышлет. Однако это уже не были книги пророчеств, поскольку в другом письме Авель сетует:

"Я от вас получил недавно два письма, и пишете вы в них: сказать вам пророчество то и то. Знаете ли, что я вам скажу: мне запрещено пророчествовать именным указом. Так сказано, ежели монах Авель станет про-рочествовать вслух людям или кому писать в хартиях, то брать тех людей под секрет и самого монаха Авеля и держать их в тюрьме или в острогах под крепкими стражами. Видите, Прасковья Андреевна, каково наше пророчество или прозорливство, - в тюрьмах ли лучше быть или на воле, размысли убо. Я согласился ныне лучше ничего не знать да быть на воле, нежели знать да быть в тюрьмах и под неволею. Писано есть: "будь-те мудры яко змии и чисты яко голуби", то есть буди мудр, да больше молчи. Есть еще писано: "погублю премудрость премудрых и разум разумных отвергну" и прочая такова; вот до чего дошли с своею премудрос-тию и с своим разумом. Итак, я ныне положился лучше ничего не знать, а если знать, то молчать."

 ...Авель переходит из монастыря в монастырь и ски-тается по разным местам России, но чаще проживает в Москве и в Московской губернии. Здесь он подал про-шение о принятии его в Серпуховский Высоцкий мо-настырь, куда и поступил 24 октября 1823-го года. Вскоре разгласилось по Москве новое предсказание Авеля - о скорой кончине Александра Первого, о вос-шествии на престол Николая Павловича и о бунте 14 декабря. На этот раз прорицатель остался без пресле-дования.

 Незадолго до своей, во многом загадочной, смерти Император Александр Первый побывал в Саровской Пустыни у преподобного Серафима. Русский духовный писатель Евгений Николаевич Поселянин (Погожев) записал рассказ, переданный ему интересовавшимся жизнью подвижников благочестия М.П. Гедеоновым, который узнал его от принявшего монашество морско-го офицера Д., а тот, в свою очередь, слышал его "в Са-рове от инока весьма престарелого, который сам-де был свидетелем этого события":

 "В 1825 году, или в один из ближайших к этой эпохе годов, старец Серафим однажды обнаружил будто бы какое-то беспокойство, замеченное монахом, расска-завшим об этом впоследствие моряку Д. Он точно ожи-дал какого-то гостя, прибрал свою келью, собствен-норучно подмел ее веником. Действительно, под вечер в Саровскую пустынь прискакал на тройке военный и прошел в келью отца Серафима. Кто был этот воен-ный, никому не было известно, т.к. никаких предвари-тельных предупреждений о приезде незнакомца сдела-но не было.

Между тем великий старец поспешил навстречу гос-тю на крыльцо, поклонился ему в ноги и приветство-вал его словами: "Здравствуй, Великий Государь!" За-тем, взяв приезжего за руку, отец Серафим повел его в свою келью, где заперся с ним. Они пробыли там вдво-ем в уединенной беседе часа два-три. Когда они вместе вышли из кельи, и посетитель отошел уже от крыльца, старец сказал ему вслед:

- Сделай же, Государь, так, как я тебе говорил...".

Гедеонов добавляет еще, что приехал Александр Первый в Саров из Нижнего, и что будто бы, действи-тельно, Император раз из Нижнего исчез на 1-2 суток неизвестно куда. Он пишет, будто ему действительно довелось читать, что, или едучи в Таганрог, или за несколько лет до того, Александр был в Нижнем.

Во время этой встречи Преподобный Серафим пред-рек Императору Александру Первому следующее: "Бу-дет некогда Царь, который меня прославит, после чего будет великая смута на Руси, много крови потечет за то, что восстанут против этого Царя и Самодержавия, но Бог Царя возвеличит".

Император еще задолго до своего удаления в Таган-рог не чувствовал себя счастливым на престоле, тяго-тился своим положением и часто возвращался к мысли, запавшей еще в юную впечатлительную душу его. А тут как раз открывшийся заговор, угрожавший спо-койствию России и личной безопасности Государя. Если сюда прибавить тяжелые воспоминания о траги-ческой кончине отца, то и все это, вместе взятое, не могло не подействовать на впечатлительную, мисти-чески настроенную душу Государя, и нет ничего неве-роятного, с точки зрения психологической, что Алек-сандр Первый исполнил свое давнишнее намерение, ос-тавил престол и удалился.

Но удалился он не в "какой-нибудь уголок Европы, чтобы безмятежно наслаждаться добром, утвержден-ным в Отечестве", - как мечтал он в юности, а в дале-кую, холодную, неприютную Сибирь, чтобы долгим тяжелым подвигом добровольного отшельничества ис-купить свои вольные и невольные прегрешения.

Сами собой приходят на память слова, сказанные Александром Павловичем после вторжения в Россию полчищ Наполеона: "Я отращу себе бороду и лучше со-глашусь питаться хлебом в недрах Сибири, нежели подпишу стыд моего Отечества и добрых моих поддан-ных".

Таковы психологические основания возможности изложения истории кончины Императора Александра Павловича в Сибири, в образе старца Феодора Козь-мича.

В высшей степени интересные соображения о такой возможности приводит некто Д.Д. в статье "Одна из последних легенд", помещенной в саратовской газете "Волга" от 25 июля 1907 года. Г.Д.Д. с детства знаком с интересующей нас "легендой", много думал о ней, со-бирал на местах сведения, опрашивал современников события. И что же?

"Из всего этого, - пишет г. Д.Д., - я вынес глубокое убеждение, что без признания этой легенды невозмож-но нарисовать себе духовный образ покойного Импе-ратора Александра Павловича, что этой именно леген-дой вполне объясняется и исчерпывается та двойствен-ность личности, какая признана многими историками и которая бросалась в глаза всем современникам, тол-ковалась вкривь и вкось всеми, кого поражала эта не-вообразимая смесь скрытности и искренности, величия и унижения, гордости и скромности, шума и тишины, вспышек характера и уступчивости, царственного ве-личия и сознания ничтожности.

Только глубокий разлад с самим собою, только за-таенное, не могущее быть высказанным кому бы то ни было горе, несчастье, только сознание вольной или не-вольной, но какой-то ужасной вины, могут быть объяс-нены и приведенной легендой, и теми легендарными мотивами, какие я в молодости слышал на юге от лиц современников царствования и смерти Александра Благословенного.

Больная, метущаяся душа, сознавшая и свой, и ми-ровой грех, великая душа могла найти прощение и уте-шение только именно таким искусом. Но не один Бла-гословенный старец страдал. Его страдания отрази-лись известным образом на его душе. Те же страдания иначе отразились, но отразились сильно, на другой, тоже не мелкой, но трагической личности - его брате Константине Павловиче.

"Я б никогда не хотел царствовать, - говорил он. - Бедный Александр!". Цесаревич Константин Павлович искренне любил своего отца. Он, проделавший с По-бедоносцем Русских войск Генералиссимусом Суворо-вым весь итальянский поход и в награду за то получив-ший титул Цесаревича, думал как императорский сол-дат, как должен думать верный сын России. Оба они отказались от власти; гроза, прошедшая в молодости, не сломила этих двух гигантов, не подорвала их корни, но поставила перед их духовным взором нечто страш-ное, великое, вечное...

Вот откуда мистика одного, неверность другого...

Я давно уже признаю эту легенду историческим фактом. Я давно уже горжусь тем, что Русская история дала такого необыкновенного Царя, такую страшную мощь духовной силы. И я убежден, что таким мог быть только Русский Царь..."

Еще одна черта - чисто Русская, народная, о кото-рой в данной легенде никто до сих пор не думал. Ведь старец Феодор Козьмич добровольно пострадал. Вс-помните великого Достоевского, вспомните его анализ стремления Русской души пострадать. Христос стра-дал - и я должен пострадать, и неприменно физически пострадать, перенести человеческие унижения и боль...

Вспомните, ведь старец Феодор Козьмич принял звание не Христа ради юродивого, не в схиму постригся, что было и возможно, и легко, и безопасно со стороны тайны, - нет, он назвался непомнящим родства, упор-ным беспаспортным, беглым и бродягою по тогдашнему определению, принял наказание плетьми и был сослан на поселение...

Таковы, в общих чертах, психологические основа-ния возможности "легенды". Обратимся теперь к фак-тическим основаниям.

Князь Н.С. Голицын, впервые, кажется, записавший народную легенду о таинственном сибирском отшель-нике, объясняет причину ее появления тем обстоятель-ством, что Феодор Козьмич по наружности имел боль-шое сходство с Императором Александром Первым.

Вот что он пишет в ноябрьском выпуске "Русской старины" за 1800 г.:

"Однажды, в 60-х годах, один приятель мой, которо-го я навестил, показал мне небольшую фотографичес-кую карточку, говоря:

- Посмотрите, не найдете ли сходства с кем-нибудь, вам известным?

Смотрю - и вижу: великого роста и благолепного вида старец, почти с обнаженной от волос головою, в белой крестьянской рубахе, опоясанный поясом, стоя-щий среди крестьянской хижины. Лицо - прекрасное, кроткое, величественное; никакого сходства ни с кем припомнить не могу. Наконец приятель мой спрашива-ет меня:

- Не находите ли сходства с Императором Алексан-дром Павловичем?

Я крайне удивился, начал пристальнее всматривать-ся и, точно, стал понемногу находить некоторое сход-ство и в чертах лица, и росте, но я недоумевал, что значили эти борода, одежда, хижина. Тогда приятель и рассказал мне распространенную в Сибире легенду об Императоре Александре Первом, скрывшемся, будто бы, от мирской суеты в образе отшельника Феодора Козьмича.

В Императорской публичной библиотеке есть пре-восходный, во весь рост портрет Императора Алексан-дра Благословенного. Изображение Императора на этом портрете имеет поразительное сходство с изобра-жением старца Феодора Козьмича.

Указывают, затем, на портрет Александра Первого, имеющийся в Московском коммерческом училище и также весьма схожий с карточкой старца. На этом пор-трете даже поза (одна рука, левая, заложена за пояс, другая - на груди) та же самая, что на портрете Феодо-ра Козьмича.

Конечно, одно сходство Императора Александра Благословенного с таинственным сибирским отшель-ником еще ничего не доказывает: сходство это могло быть чисто случайным. Но совершенно иную ценность приобретает оно в связи с другими обстоятельствами, могущими дать повод возникновения "легенды".

А такие обстоятельства имеются.

Последние дни царствования Императора Алексан-дра Первого, начиная с его отъезда из Петербурга в последнее путешествие в Таганрог, и обстоятельства, непосредственно предшествовавшие 1-му ноября 1825 года заключают в себе много необъяснимого, загадоч-ного и таинственного.

Самая обстановка отъезда Государя из Петербурга невольно наталкивает на мысль, что Император Алек-сандр или предчувствовал близкую кончину, или про-щался под давлением неотвязно преследовавшей его за-таенной мечты - удалиться от власти.

Вот как описывает картину отъезда Императора из Петербурга Н.К. Шильдер в своем превосходном, един-ственном по полноте сочинении: "Император Алексан-др Первый, его жизнь и царствование":

"...1-го сентября 1825 года Император Александр покинул свою столицу уже навсегда. Ночная тишина и мрак царствовали над городом, когда он выехал один, без всякой свиты, из Каменноостровского дворца.

В 4 часа с четвертью по полуночи коляска остано-вилась у монастырских ворот Александро-Невской Лавры. Здесь ожидали Государя Митрополит Сера-фим, архимандриты в полном облачении и братия. Александр Павлович в фуражке, шинели и сюртуке; без шпаги поспешно вышел из коляски, приложился к свя-тому кресту, был окроплен святой водою, принял бла-гословление от митрополита и, приказав затворить за собою ворота, направился в соборную церковь. Хор пел тропарь: "Спаси, Господи, люди твоя...".

В соборе Государь остановился перед ракою свято-го Александра Невского. Начался молебен, во время которого Император плакал. Когда наступило время чтения Евангелия, Государь, приблизившись к Митро-политу, сказал: "Положите мне Евангелие на голову". И с этими словами опустился на колени под Евангели-ем. По окончании молебна, положив три поклона пред мощами Благоверного Князя, приложившись к его об-разу, он поклонился всем, бывшим за молебном. Из со-бора Государь зашел ненадолго к митрополиту, посе-тил келью схимника Алексея, принял от него благо-словление и вышел, чтобы продолжать свое путешест-вие.

Садясь в коляску, он поднял к небу глаза, наполнен-ные слез, и, обратясь еще раз к Митрополиту и братии, сказал: "Помолитесь обо мне и о жене моей". Лаврою до самых ворот он ехал с открытою головою, часто оборачивался, кланялся и крестился, смотря на со-бор..."

В книге И.А. Галактионова "Император Александр Первый и его царствование" (СПб. 1877) - находим еще следующий рассказ о последних днях пребывания Александра Павловича в столице:

"...За два дня до отъезда, Государь отправился на молебствие в Александро-Невскую Лавру, в сопровож-дении Великих Князей Николая и Михаила Павлови-чей и высших государственных сановников. В Лавре его ожидало все высшее столичное духовенство. После Литургии Государь пошел завтракать к митрополиту Серафиму и здесь, отозвав его в сторону, сказал шепо-том:

- Прошу вас отслужить для меня панихиду, которую желаю отслушать перед отъездом в южные губернии.

- Панихиду? - спросил удивленный Митрополит.

- Да, - ответил Государь и тяжело вздохнул. - От-правляясь куда-либо, я обыкновенно приношу молитву в Казанском соборе, но настоящее мое путешествие не похоже на прежние... И к тому же здесь почивают мои малолетние дочери... Да будет мой путь под кровом этих ангелов...

Перед выездом из Петербурга, Государь остановил-ся у заставы, привстал с коляски и, обратившись назад, в задумчивости несколько минут глядел на город, как бы прощаясь с ним...".

"Было ли то грустное предчувствие, навеянное встречею со схимником, была ли то твердая решимость не возвращаться Императором, кто может решить этот загадочный вопрос", так заканчивает сцену последнего расставания Императора Александра Павловича с его столицею Н.К. Шильдер.

Если можно объяснить предчуствием горячую мо-литву Императора перед отъезлом, если тем же объ-ясняется его трогательное расставание с Петербургом, когда он "привстал на коляске и несколько минут гля-дел на город, как бы прощаясь с ним", то таинственная ночная панихида, ночное же молебствие в Александро-Невской Лавре, произнесенные Государем слова, что "настоящее мое путешествие не похоже на прежние" - указывают на преднамеренность, наводят на мысль, что Император замыслил что-то важное, о чем не хо-тел, чтобы не только знали, но и подозревали другие, что должно было сохраняться в строжайшей тайне.

Любопытно и следущее обстоятельство: для какой цели Император Александр взял с собой при отъезде в Таганрог церемониал погребения Императрицы Екате-рины !!?

Н.К. Шильдер говорит, что Александр Первый, предвидя близкую кончину Елизаветы Алексеевны, взял этот церемониал, вероятно, для того, чтобы в слу-чае надобности, соображаясь с ним, начертать самому весь порядок похорон.

Но это лишь одно предположение. На самом же де-ле назначение церемониала могло быть совершенно иное. 1 сентября 1825 года Александр Павлович рас-стался навсегда со своей столицей, а 19-го ноября, пос-ле весьма короткой болезни, совершенно неожиданно скончался в Таганроге.

Перед смертью Императора внимание населения Таганрога обратило на себя небесное явление, о кото-ром в книге Великого Князя Николая Михайловича находим такой рассказ:

"...В одну ночь, в октябре, многие жители Таганрога видели над дворцом две звезды следующим порядком: сначала они были одна от другой на дальнем рассто-янии, потом соединились и опять до трех раз расходи-лись, после чего из одной звезды сделался голубь, сел на вторую звезду, но через короткое время упал и его не стало видно. Затем и вторая звезда постепенно ис-чезла..."

Кроме того в Петербурге с 1 сентября по 1 ноября была видна темная комета, лучи которой простирались вверх на большое пространство к западу. О комете Го-сударь спросил кучера своего Илью:

- Видел ли ты комету?

- Видел, Государь,- отвечал он.

- Знаешь, что она предвещает?

- Бедствие и горесть.

Потом, помолчав, Государь изволил заключить:

- Так Богу угодно...

Нужно заметить, что последние слова часто повто-рял старец Феодор Козьмич. Вскоре же после кончины Императора Александра Благословенного начали хо-дить всевозможные толки и слухи, сущность большин-ства которых сводилась к тому, что Император Алек-сандр Первый не умер и что вместо него похоронен кто-то другой.

В архивах канцелярии Военного министерства хра-нится сборник таких слухов (в количестве 51 - сост), за-писанных неким дворовым человеком Федором Федо-ровичем, под заглавием: "Московские новости или но-вые правдивые и лживые слухи, которые правдивые, а которые лживые, а теперь утверждать ни одних не могу, но решил на досуге описывать, для дальнего времени незабвенного, именно 1825 г. с декабря 25 дня."

Эти слухи изложены в цитированном уже нами тру-де Н.К. Шильдера. Мы приводим наиболее характер-ные из них.

"Государь жив, его продали в иностранную нево-лю."

"Государь жив, уехал на легкой шлюпке в море."

"Гроб Государев везут ямщики, которым дано за провоз 12 тысяч рублей, что находят весьма подозри-тельным. Шульгин, московский полицмейстер, о сем разговаривал, да и князь Голицын, московский гене-рал-губернатор, находится в немалом сомнении о сем."

"Князь Долгоруков Юрий Владимирович, престаре-лый князь, после блаженныя кончины Александра Пер-вого не присягал еще ни одному из новых государей, а желает прежде видеть тело покойного Государя своими глазами в лицо, тогда и присягнет, кому должно, - то народ из онаго ожидает чего-нибудь невеселого."

"Во время проезда через Москву Государева тела, был в Москве из некоторого села дьячек, смотрел и он, и при приезде его в село стали его спрашивать мужики, что видел ли Государя, а он ответил: "Какова Госуда-ря, это черта везли, а не Государя." Тогда один мужик ударил его в ухо и потом объявил управителю и попу, тогда онаго дьячка взяли в Москву и попа и дьякона тоже. Попа-то отпустили из Москвы и от службы отре-шили, а дьячка и дьякона и теперь держат и неизвест-но, что будет с ними."

"Государево тело сам Государь станет встречать и на 30-й версте будет церемония им самим устроенная, а везут его адьютанта, изрубленного вместо него, кото-рый ему сказал, а он бежал тогда и скрылся до Петер-бурга."

"Когда Александр Павлович был в Таганроге и там строился дворец для Елизаветы Алексеевны, то Госу-дарь приехал в оный из заднего крыльца. Стоявший там часовой остановил его и сказал: не изволите выхо-дить в оное крыльцо, вас там убьют из пистолета. Го-сударь на это сказал: хочешь ли ты, солдат, за меня умереть, ты будешь похоронен, как меня должно, и род твой будет весь награжден; то солдат на оное согла-сился, а Государь надел солдатский мундир и встал на часы, а солдат надел царский, Государя шинель и шля-пу и пошел в отделываемый дворец, прикрыв лицо ши-нелью. Как зашел в первые комнаты, то вдруг из пи-столета по нем выстрелили, но не попали, солдат по-вернулся, чтобы назад идти, то другой выстрелил по нем, прострелил его, солдата подхватили и потащили в те палаты, где жила супруга Государева и доложили ей, что Государь весьма не здоров и потом после по-мер, яко Государь. А настоящий Государь, бросив ру-жье, бежал с часов, но неизвестно куда, и писал Елиза-вете Алексеевне письмо, чтобы оного солдата хоро-нили как меня."

Кроме народных слухов и толков, приведенных в труде Н.К. Шильдера, впоследствии возник еще целый ряд подобных слухов, представляющих вариации ле-генды о том, что Александр Павлович не умер в 1825 году и что вместо него похоронено какое-то другое лицо.

Весной 1826 года готовилась коронация Николая Первого. Графиня П.П. Каменская спрашивала отца Авеля, бывшего в то время в Москве: "Будет ли коро-нация и скоро ли?" Как одна из старших статс-дам и вдова фельдмаршала, она, вероятно, надеялась полу-чить орден Святой Екатерины первого класса. Авель отвечал ей: "Не придется вам радоваться коронации." Эти слова разнеслись по Москве, многие объяснили их в том смысле, что коронации вовсе не будет.

Но значение их было совсем иное: графиня Камен-ская подверглась гневу Государя за то, что в одном ее имении крестьяне вышли из повиновения, возмущен-ные жестокостью управителя, и графине воспрещен был приезд на коронацию.

А между тем, прорицатель, вероятно, предчувствуя, что толки о коронации будут иметь вредные для него последствия, в июне 1826 года скрылся из Высоцкого монастыря. По оставленным двум письмам его оказа-лось, что Авель находится в Тульской губернии, близ соломенных заводов, в деревне Акуловке. По повеле-нию Императора Николая, указом Священного Сино-да от 27 августа 1826 года, Авель был взят оттуда и от-правлен под присмотром в арестантское отделение Суздальского Спасо-Евфимиего монастыря.

Слух о предсказателе в Серпуховском монастыре, без сомнения, относится к известному Авелю, который там был, но который в 1826 году за то, что, как говорили, "предсказывал, что не быть коронации", за-ключен в Спасо-Евфимиев монастырь. "Жаль, что вы сего не знали, и не сказали, кому следовало." - пишет митрополит Московский Филарет к викарию Мос-ковской епархии, епископу Дмитровскому, Иннокен-тию. Затем ему же от 2 мая 1829 года Филарет пишет: "Возвращаю Вашему Преосвященству переписку о предсказанной молве. Благодарю, что вы хорошо раз-вязали сей узел. Одно не худо бы прибавить, что Авель уже сидит под надзором."

Тем и закончились скитания и прорицания Авеля. В тесной арестантской камере он окончил жизнь свою 29 ноября 1841 года, после продолжительной тяжкой бо-лезни, напутствованный Святыми Таинствами, и по-гребен за алтарем арестантской церкви Святого Нико-лая. Память его 29 ноября.

Иов Многострадальный

В статье "Таинственное в жизни Государя Импера-тора Николая Второго" ее автор А.Д. Хмелевский пи-сал: "Императору Павлу Первому Петровичу монах-прозорливец Авель сделал предсказание "о судьбах Державы Российской", включительно до правнука его, каковым и являлся Император Николай Второй. Это пророческое предсказание было вложено в конверт с наложением личной печати Императора Павла Перво-го и с его собственноручной надписью: "Вскрыть по-томку нашему в столетний день моей кончины."

Документ хранился в особом зале Гатчинского дворца, где посредине на пьедестале стоял довольно большой узорчатый ларец с затейливыми украшени-ями.

Ларец был заперт на ключ и опечатан. Вокруг лар-ца на четырех столбиках, на кольцах, был натянут тол-стый красный шелковый шнур, преграждавший к нему доступ посетителям. Было известно, что в этом ларце хранится нечто, что было положено вдовой Павла Первого, Императрицей Марией Феодоровной, и что ею было завещано открыть ларец и вынуть в нем хра-нящееся в столетнюю годовщину со дня кончины Им-ператора Павла Первого, и притом только тому, кто в тот год будет занимать царский престол в России. Па-вел Петрович скончался в ночь с 11 на 12 марта 1801 года. Государю Николаю Александровичу и выпал, та-ким образом, жребий вскрыть таинственный ларец и узнать, что в нем столь тщательно охранялось от вся-ких, не исключая и царственных, взоров.

"Когда Император Николай Второй был еще Наследником Престола, - пишет журнал "Литератур-ная учеба", - он по воле своего отца совершил путе-шествие по странам Дальнего Востока. В Японии Нас-ледник посетил кладбище наших моряков, и один ста-рый японец, долголетний хранитель Русских могил, сказал ему следущее:

- Высокий гость собирается посетить нашу древ-нюю столицу Киото, а возле Киото подвизается из-вестный отшельник - монах Теракуто. Это подвижник, взору которого открыты судьбы людей. Для него нет времени, и он дает только признаки сроков.

По прибытии в Киото Наследник в штатском пла-тье, сопровождаемый греческим принцем Георгом и пе-реводчиком маркизом Ито, пешком отправился к Тера-куто, жившему в роще. И вот что сказал Теракуто (вы-держки из воспоминаний маркиза Ито, вышедших на английском языке):

"Так суждено свыше! Благословенна милость Неба за счастье, о котором не мог помыслить старый Тера-куто. Опасность витает над твоей главой, но смерть отступит, и трость будет сильнее меча, и трость заси-яет блеском. Два венца суждены тебе - земной и небес-ный. Играют самоцветные камни на короне твоей, вла-дыка могущественной державы. Но слава мира прохо-дит, и померкнут камни на земном венце, сияние венца небесного пребудет во веки. Великие скорби и потря-сения ждут тебя и страну твою. Ты будешь бороться за всех, и все будут против тебя. На краю бездны растут красивые цветы, дети рвутся к цветам и падают в безд-ну, если не слушают предупреждений отца. Ты прине-сешь жертву за весь свой народ, как искупитель за его безрассудства."

Через несколько дней после этого состоялось по-кушение на жизнь Наследника. Фанатик-японец уда-рил его саблей (самурайским мечом) по голове, причи-нив неопасное ранение, так как принц Георг, находив-шийся все время при Наследнике, отбил удар бамбуко-вой тростью. По повелению Александра Третьего трость, сыгравшая такую роль, была осыпана алма-зами и возвращена принцу Георогу. Таким образом, трость оказалась сильнее меча, и трость засияла. Запи-си современников говорят, что после посещения от-шельника Теракуто Наследник долгий срок был задум-чив и грустен."

...11 марта 1901 года, в столетнюю годовщину му-ченической кончины державного прапрадеда своего, блаженной памяти Императора Павла Петровича, пос-ле заупокойной Литургии в Петропавловском соборе у его гробницы, Государь Император Николай Алексан-дрович в сопровождении министра императорского дворца генерал-адьютанта барона Фредерикса (вскоре пожалованного графским титулом) и других лиц Сви-ты, изволил прибыть в Гатчинский дворец для испол-н ния воли своего в Бозе почившего предка.

Умилительна была панихида. Петропавловский со-бор был полон молящихся. Не только сверкало здесь золотое шитье мундиров, присутствовали не только са-новные лица.Тут были во множестве и мужицкие сер-мяги, и простые платки, а гробница Императора Пав-ла Петровича была вся в свечах и живых цветах. Эти свечи, эти цветы были от верующих в чудесную по-мощь и предстательство почившего Царя за потомков своих и весь народ Русский. Воочию сбылось предска-зание вещего Авеля, что народ будет особо чтить па-мять Царя-Мученика и притекать будет к гробнице его, прося заступничества, прося о смягчении сердец неправедных и жестоких.

Государь Император вскрыл ларец и несколько раз прочитал сказание Авеля о судьбе своей и России. Он уже знал свою терновую судьбу, знал, что недаром ро-дился в день Иова Многострадального. Знал, как много придется ему вынести на своих державных пле-чах, знал про близ грядущие кровавые войны, смуту и великие потрясения Государства Российского. Его сердце чуяло и тот проклятый черный год, когда он бу-дет обманут, предан и оставлен всеми...

Но вставала в державной памяти его другая отрад-ная картина. В убогой монашеской келии пред Бого-светлым старцем Саровским сидит двоюродный дер-жавный прадед его, Александр Благословенный. Пе-ред образами ярко горят лампады и бесчисленные све-чи. Среди образов выделяется икона Божией Матери Умиления. Благодать Божия почивает в келии. Тихо, как лесной ручеек, льется пророческая речь святого старца о грядущих судьбах Российских:

"Будет Царь, который меня прославит, после чего будет великая смута на Руси, много крови потечет за то, что восстанут против этого Царя и его Самодер-жавия, все восставшие погибнут, а Бог Царя возвели-чит..."

Еще не был прославлен пока Преподобный Сера-фим Саровский, но Синодом уже велись подготови-тельные к тому работы, и горячее желание Благочести-вейшего Государя было близко к осуществлению.

В торжествах открытия мощей Преподобного Сера-фима, состоявшихся в Сарове 17-19 июля 1903 г., участ-вовала почти вся Царская Фамилия. Одна из монахинь Дивеевской пустыни матушка Серафима так описыва-ет прибытие Государя и Семьи в Дивеево: "...поехали к Елене Ивановне Мотовиловой. Государю было извест-но, что она хранила переданное ей Н.А. Мотовиловым (1808-1879), "служкой" прославляемого Святого, пись-мо, написанное самим Преподобным Серафимом и ад-ресованное Государю Императору Николаю Второму. Это письмо Преподобный Серафим написал, запечатал мягким хлебом, передал Николаю Александровичу Мо-товилову со словами: "Ты не доживешь, а жена твоя доживет, когда в Дивеево приедет вся Царская Фами-лия, и Царь придет к ней. Пусть она ему передаст."

Наталья Леонидовна Чичагова (дочь владыки Се-рафима (Чичагова), написавшего "Летопись Серафи-мо-Дивеевского монастыря") вспоминала: "...Государь принял письмо с благоговением, положил его в груд-ной карман и сказал, что будет читать письмо после. Когда Государь прочитал письмо, уже вернувшись в игуменский корпус, он горько заплакал. Придворные утешали его, говоря, что хотя батюшка Серафим тоже может ошибаться, однако Государь плакал безутешно. Содержание письма осталось никому не известно.

По поводу этого письма участник Саровских тор-жеств 1903 года игумен Серафим пишет: "Преподоб-ным Серафимом, еще при жизни, было написано по от-кровению Божию собственноручно письмо к тому Ца-рю, которому будет суждено приехать в Саров и Диве-ево, и передал его другу Мотовилову. Это письмо бы-ло вручено лично Государю Николаю Второму в Диве-ево 20 июля 1903 года. Что было написано в письме, осталось тайной. Только можно предполагать, что свя-той прозорливец ясно видел все грядущее, а потому предохранял от какой-либо ошибки и предупреждал о грядущих грозных событиях, укрепляя в Вере, что все что свершится, свершится не случайно, а по предопре-делению Предвечного, дабы в трудные минуты тяжких испытаний Государь не пал духом и донес свой тяже-лый мученический крест до конца."

Д. Ходнев свидетельствует (1967): "Незадолго до своей праведной кончины Преподобный Серафим Са-ровский вручил запечатанный пакет верующей и бого-боязненной женщине, Е.И. Мотовиловой, наказав хра-нить его и передать тому Царю, который приедет в Са-ров "особо обо мне молиться." Через семьдесят лет, в 1903 году, этот пакет был вручен Государю во время прославления Преподобного Серафима Саровского, - открытия его святых мощей. Это была рукопись Святого, в которой он подготовлял Государя к тяжким испытаниям. Тогда же и там же об этом устно поведа-ла ему и блаженная Паша Саровская. Об этом рас-сказал мне мой отец, который тогда, в 1903 году, командуя Фанагорийским гренадерским Генералисси-муса Суворова полком, был в охране Царя в Сарове при открытии мощей Святого".

"Во время прославления в Дивееве жила знаменитая на всю Россию Христа ради блаженная Паша Саров-ская. Государь был осведомлен не только о Дивееве, но и о Паше Саровской. Император со всеми Великими Князьями и тремя митрополитами проследовали из Са-рова в Дивеево, куда на торжество собралось около 200 тысяч человек.

Блаженная Паша, ожидая Государя, не велела гото-виться особо, но попросила сделать из глины 9 солда-тиков и сварить чугунок картошки в мундирах. Ма-тушка игумения приказала вынести из келии блажен-ной все стулья и постелить большой ковер. Их Величес-тва, Великие Князья и митрополиты едва смогли вой-ти все вместе в эту маленькую келию. Паша, когда Го-сударь вошел, взяла палочку и посшибала головки у всех солдатиков, предсказывая их мученическую кон-чину (на самом деле погибло 11 человек, ибо двое из близких царской семье пожелали остаться, и стать со-участниками страданий царственных мучеников), а к трапезе предложила картошку в мундирах, что значи-ло суровость их последних дней. Потом блаженная ска-зала: "Пусть только Царь с Царицей останутся". Госу-дарь извиняюще посмотрел на всех и попросил оста-вить его и Государыню одних, - видимо, предстоял ка-кой-то очень серьезный разговор.

Все вышли и сели в свои экипажи, ожидая выхода Их Величеств. Матушка игумения выходила из келии последняя и слышит, как блаженная Паша, обращаясь к Царствующим Особам, сказала: "Садитесь". Госу-дарь оглянулся и, увидев, что негде сесть, смутился, а блаженная говорит им: "Садитесь на пол". Великое смирение - Государь и Государыня опустились на ко-вер, иначе бы они не устояли от ужаса, который внушало то, о чем им говорила Паша Саровская.

Все, что она им сказала, потом исполнилось, т.е. гибель России, Династии, разгром Церкви и море кро-ви. Беседа продолжалась очень долго. Их Величества ужасались, Государыня была близка к обмороку, нако-нец, она сказала: "Я вам не верю, этого не может быть!" Надо понять состояние Императрицы! Ведь это было за год до рождения Цесаревича Алексея, а они очень хотели иметь Наследника, и Параскева Иванов-на (Паша) достала с кровати кусочек красной материи и протянула Императрице: "Это твоему сынишке на штанишки, и когда он родится, то поверишь тому, о чем я говорила Вам". - так описывает этот эпизод упо-мянутая нами выше "Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря" (Ч.2), составленная по благославлению и при участии митрополита Серафима (Чичагова) (1856-1937).

С этого момента Государь начал считать себя обре-ченным на эти крестные муки, позже говорил не раз: "Нет такой жертвы, которую я бы не принес, чтобы спасти Россию".

Александр Петрович Извольский (1856-1919), ми-нистр иностранных дел Российской Империи в 1906-1910-х годах писал в своих Воспоминаниях о вспыхнув-шем в ночь с 19 на 20 июля 1906 года вооруженном бунте в Кронштадте: "...в тот день, 20 июля, когда мя-теж достигал своего кульминационного пункта, я на-ходился близ Императора в Петергофе... В окно видне-лись линии укреплений... Мы явственно слышали звуки канонады... Я не мог подметить в его чертах ни малей-шего признака волнения... После доклада Государь сказал: "Если вы и видите меня столь спокойным, то это потому, что я имею непоколебимую веру в то, что судьба России, моя собственная судьба и судьба моей семьи - в руках Господа. Что бы ни случилось, я скло-няюсь перед Его волей".

Крестный путь Государю предсказал в своей келии и знаменитый старец Варнава из Гефсиманского скита близ Троице-Сергиевой Лавры, предрекая "небывалую еще славу царского имени его...". Николай Второй при-шел к старцу с покаянием в начале 1905 года. О содер-жании беседы Императора со старцем Варнавой точ-ных сведений нет. Достоверно известно лишь то, что именно в этот год Николай Второй получил благо-славление на принятие мученического конца, когда Господу угодно будет этот крест на него возложить"...

Настало Водосвятие 6-го января 1905 года. Загре-мел салют с противоположного берега. И вдруг близко просвистела картечь, как топором срубило древко цер-ковной хоругви над головой Царя. Но крепкою рукой успевает протодьякон подхватить падающую хоругвь, и могучим голосом запел он: "Спаси, Господи, люди твоя..." Чудо Божие хранило Государя для России. Ог-лянулся Николай Александрович, ни один мускул не дрогнул на его лице, только в лучистых глазах отра-зилась бесконечная грусть. Быть может вспомнились ему тогда предсказания Преподобного Серафима и Авеля вещего. О том же крестном пути ему говорил в своей келии и великий подвижник наших дней, старец Варнава Гефсиманский, предрекая небывалую еще сла-ву царскому имени его.

Спокойствие, с которым Государь отнесся к проис-шествию, грозившему ему самому смертию, было до того поразительно, что обратило на себя внимание ближайших к нему лиц окружавшей его свиты. Он, как говорится, бровью не повел и только спросил: "Кто ко-мандовал батареей?" И когда ему назвали имя, то он участливо и с сожалением промолвил, зная, какому на-казанию подлежит командовавший офицер:

- Ах, бедный, бедный, как же мне жаль его!

Государя спросили, как подействовало на него про-исшествие. Он ответил:

- До 18-го года я ничего не боюсь.

Командира батареи и офицера, распоряжавшегося стрельбой, Государь простил, так как раненых, по осо-бой милости Божией, не оказалось, за исключением од-ного городового, получившего самое легкое ранение. Фамилия же того городового была ... Романов. Заряд, метивший и предназначенный злым случаем царствен-ному Романову, Романова задел, но не того, на кого был нацелен: не вышли времена и сроки - далеко еще было до 1918 года.

То, что не было видно куриному оку людскому, бы-ло прозреваемо царскими очами. И знал он, проходя по залам Зимнего Дворца при объявлении войны Гер-мании, что начинается крестный путь его с семьей, что страшный враг стоит у ворот России, враг не столько внешний, сколько внутренний, потайной...

Возбужденные, все кидаются к нему и Государыне, обступая их кольцом, целуя руки им обоим и подол платья Императрицы, у которой по бледному, как мра-мор, лицу катятся крупные как жемчуга слезы. Пло-щадь Зимнего дворца, запруженная народом так, что нельзя дышать, оглашается единодушным и могучим, "Боже, Царя храни!". Как один человек, все на коленях. Так некогда встречали Христа Спасителя при Входе в Иерусалим с пальмовыми ветвями сыны Израиля, постилая одежды свои на Его пути и восклицая: "Осан-на, Сыну Давидову!" - чтобы через несколько дней яростно кричать Понтийскому Пилату: "Распни, расп-ни Его!" И это - его, Самодержца Всероссийского, тор-жественный вход в Иерусалим, преддверие его царст-венной Голгофы.

Тихо на площади. Знает Царь, что ждет его и Рос-сию, но верит он что Россия победно пройдет беды, ве-рит в освобождение народа Русского от ига безбож-ного жидовского. К небу поднимаются ясные очи царс-кие, и, широким крестом осенив себя, на удивление всем, твердо произносит он свою державную клятву:

"Не положу моего оружия до тех пор, пока хоть один враг останется на Земле Русской".

Многие и другие предсказания, несомненно, пред-определяли поведение Николая Второго вплоть до му-ченического конца, который он предвидел. Француз-ский посол при Русском Дворе Морис Палеолог писал: "Это было в 1909 году. Однажды Столыпин предлагает Государю важную меру внутренней политики. Задум-чиво выслушав его, Николай Второй делает движение скептическое, беззаботное, - движение, которое как бы говорит: "Это ли, или что другое, не все ли равно?!" Наконец, он говорит тоном глубокой грусти:

- Мне, Петр Аркадьевич, не удается ничего из того, что я предпринимаю. Столыпин протестует. Тогда Го-сударь у него спрашивает:

- Читали ли Вы Жития Святых?

- Да, по крайней мере, частью, так как, если не оши-баюсь, этот труд содержит около двадцати томов.

- Знаете ли Вы также, когда день моего рождения?

- Разве я мог бы его не знать? - 6-го мая.

- А какого Святого праздник в этот день?

- Простите, Государь, не помню!

- Иова Многострадального.

- Слава Богу! Царствование Вашего Величества за-вершается со славой, так как Иов, смиренно претерпев самые ужасные испытания, был вознагражден благо-словением Божиим и благополучием.

- Нет, поверьте мне, Петр Аркадьевич, у меня более, чем предчувствие, у меня в этом глубокая уверенность: я обречен на страшные испытания, но я не получу моей награды здесь, на земле. Сколько раз применял я к себе слова Иова Многострадального: "Ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня, и чего я боялся, то и при-шло ко мне" (Иов. 3,25).

...Доходили вести из Оптиной Пустыни. Важное пророчество было связано с именем иеромонаха Дани-ила (1837-1907), в миру Дмитрия Михайловича Болто-ва, автора пророческого полотна, написанного им не-задолго до своей смерти. Сюжет картины взят из гря-дущих времен: на огромном холсте изображены Импе-ратор, Императрица и Наследник, восхищенные на не-беса. Сквозь облака, по которым они ступают, мчатся рои бесов, рвущиеся в ярости к Цесаревичу...

Позже, осенью 1909 года в Крыму произошел следу-ющий, поразивший многих, случай, о чем долго гово-рили в Русском обществе: во время посещения Госуда-рем старинного Георгиевского монастыря близ Севас-тополя два глубоких старца-схимника, не покидавшие обычно своего затвора, вдруг вышли, приблизились к Государю, молча пали в земном поклоне, встали, пере-крестились сами, а потом и Императора, - как бы пред-видя в нем Святого Мученика, и так же молча удали-лись...

Граф Д.С. Шереметов так описывает происшедшее в Севастополе: "Этот случай имел место в разгар Вели-кой войны, в 1915 году. Николай Второй вместе со сво-ей супругой Императрицей Александрой Феодоровной и Августейшими детьми прибыли в Севастополь.

Государь, любивший после завтрака делать прогул-ки на автомобиле по окрестностям Севастополя неожи-данно для всех отправился вместе с Императрицей в Георгтевский монастырь, где он раньше в прежние го-ды неоднократно бывал, но на этот раз никто в монас-тыре не был предупрежден и его никто не ожидал. Игу-мен и братия были очень удивлены и вместе с тем обра-дованы Высочайшим посещением.

Мы вошли в церковь, после чего начался молебен. Стройные голоса монахов сразу изменили настроение: точно мы вошли после бури в тихий залив. Все было молитвенно, проникновенно и тихо. Вдруг за дверьми храма, весьма небольших размеров, раздался необы-чайный шум, громкие разговоры и страшная суматоха, одним словом, что-то такое, что не соответствовало ни серьезности момента, ни обычному монастырскому чинному распорядку. Государь удивленно повернул го-лову, недовольно насупил брови и, подозвав меня к се-бе жестом, послал узнать, что такое произошло и отку-да это непонятное волнение и перешептывание; я вы-шел из храма, и вот что я узнал от стоявших вблизи монахов: в правых и левых скалах, в утесах, живут два схимника, которых никто из монахов никогда не ви-дел, а о том, что они живы, известно только по тому, что пища, которая им кладется на узкой тропинке в скалах, к утру бывает взята чьей-то невидимой рукой.

И вот произошло невероятное событие, потрясшее всех монахов монастыря: два старца в одежде схимни-ков тихо поднимались по крутой лестнице, ведущей вверх со стороны моря. О прибытии Государя в монас-тырь им ничего не могло быть известно, ибо и сам игу-мен и братия - никто не знал о посещении монастыря Государем, которое было решено совершенно внезап-но, в последнюю минуту. Вот откуда произошло вол-нение среди братии... Я доложил Государю и увидел, что это событие произвело на него впечатление, но он ничего не сказал, и молебен продолжался.

Когда кончился молебен, Государь и Императрица приложились ко Кресту, потом побеседовали некото-рое время с игуменом и вышли из храма на площадку перед храмом.

Там, где кончалась деревянная лестница, стояли два древних старца. Когда Государь поравнялся с ними, они оба поклонились ему в землю. Государь видимо смутился, но ничего не сказал и медленно им покло-нился в ответ...

...Теперь, после всего происшедшего, думается, что не предвидели ли монахи-схимники своими мыслен-ными очами судьбы России и Царской Семьи и не по-клонились ли они в ноги Государю Императору Нико-лаю Второму как Великому Страдальцу Земли Русской.

Уже позже слышал я от одного достоверного лица, которому Государь сам лично это рассказывал, что однажды, когда Государь на "Штандарте" проходил мимо Георгиевского монастыря, он, стоя на палубе, видел в скалах фигурку монаха, большим крестным знамением крестившего стоящего на палубе "Штандар-та" Государя все время пока "Штандарт" не скрылся из вида..."

Завершить этот небольшой рассказ нам хотелось бы следующим пророчеством, сделанным как многие дру-гие в присутствии свидетелей, а потому не вызываю-щим недоверия.

...Ее Величество, чтобы отдохнуть душою, поехала на один день в Новгород с двумя Великими Княжнами и маленькой свитой, где посетила лазареты, монастыри и была на службе в Софийском соборе. До отъезда Госу-дарыня посетила Юрьевский и Десятинный монастыри. В последнем она зашла к старице Марии Михайловне, в ее крошечную келию, где на железной кровати лежала много лет старушка. Когда Государыня вошла, старица протянула к ней свои высохшие руки и произнесла:

"Вот идет мученица - Царица Александра!" Обняла затем ее и благословила.

Товарищ обер-прокурор Священного Синода князь Н.Д. Жевахов (+1938), побывавший у старицы в Новго-роде буквально через несколько дней после посещения ее Государыней, вспоминал позднее: "...я расспрашивал ее о грядущих судьбах России, о войне...:

- Когда благословит Господь кончиться войне? - спро-сил я старицу.

- Скоро, скоро! - живо ответила старица. А затем, пристально посмотрев на меня чистыми бирюзовыми глазами, как-то невыразимо грустно сказала:

- А реки еще наполнятся кровью, еще долго ждать, пока наполнятся, и еще дольше, пока выступят из бере-гов и зальют землю.

- Неужели же и конца войне не видно? - спросил я, со-дрогнувшись от ее слов.

- Войне конец будет скоро, скоро, - еще раз подтвер-дила старица, - а мира долго не будет.

Через несколько дней старица скончалась, правду она прорекла: война давно кончилась, а мира и сегодня нет в России, не кончилось пока иго поганое жидовское и про-должает литься кровь Русская...".

Читайте также
Загрузить еще
1 2 3 4 5 ... 78